Стоунхендж
Шрифт:
Отступая, ощутил, что левое плечо отошло, пальцы снова сжимаются в кулак, хотя боль стегала при каждом движении. Двигаясь из стороны в сторону, он остановил богатыря, тот подозрительно наблюдал за чужаком, высматривая подвох, а когда так и не обнаружил, двинулся снова. Томас, уже приловчившись, нанес три коротких и сильных удара в лицо. Впечатление было такое, что лупит в гранитную скалу. Костяшки пальцев саднило, там была кровь, но и Михаил остановился, выбрасывал вперед руки, парировал удары.
Томас чуть воспрянул духом:
Не ожидавший такого Томас только вспикнул, как мышь. Михаил дал подножку, и оба рухнули на землю. Томас оказался внизу, от удара хрустнули кости, а воздуха не осталось вовсе.
— Все, — сказал Михаил свирепо, — ты кончился, чужак!
Из последних сил Томас прошептал:
— Ты что? Моя северная кровь только начала разогреваться...
Он надеялся, что Михаил приподнимется, чтобы бить его сверху могучими руками, огромными, как наковальни, — можно попытаться хоть что-то до того, как первый удар обрушится на его голову, тогда конец всему. Однако богатырь решил не искушать судьбу, свирепо давил его в медвежьих объятиях. Кровь текла по его лицу и капала в глаза Томасу.
Томас, чувствуя, как потемнело в глазах, в последней попытке, за которой уже смерть, ударил лбом, хрустнуло, страшный крик едва не разодрал ему перепонки. Хватка ослабела, Томас вывернулся, расцепил руки, кое-как поднялся на ноги.
Михаил шатался в двух шагах, кровь хлестала ручьями из разбитого лица. Обеими руками он зажимал рану.
— Жених, — сказал Томас с отвращением. — Кто пойдет за такого, кто дважды наступает на одни и те же грабли?
Михаил качнулся, но пошел на него, растопырив огромные руки. Томас отступил, дважды ударил, это подействовало, тогда он начал из последних сил осыпать ударами. Пальцы онемели, но лицо богатыря уже было в кровоподтеках, глаза заплыли. Огромный кулак задел Томаса по голове, в черепе словно раскололась глыба из каменоломни. Он упал, перекатился через голову, чувствуя, как острая боль рвет все тело. Откатился еще, ожидая страшные добивающие удары ногами. Однако русич лежачего не бил — не подлый Восток! — и Томас сумел встать, увернулся от просвистевшего над ним кулака, поднырнул, входя в кольцо огромных рук и мощно ударил в подбородок.
Михаил всхрапнул и остановился. Руки разомкнулись и неуверенно пошли вниз. Томас, задержав дыхание, бил и бил короткими сильными ударами: в лицо, под ложечку, нанес два сильных удара в ухо.
Богатырь качнул и снова двинулся на него. Каменный он в самом деле, что ли, подумал Томас в отчаянии. Он отступил на шаг, спина уперлась в стену. Конец, понял он обреченно. Сил не осталось ни капли. Все. Он раздавлен.
Михаил сделал шаг на подгибающихся ногах и рухнул вниз лицом. Томас, не веря глазам, заставил себя поднять руки и скрестить пальцы
Сквозь шум крови в ушах слышал крики, возгласы. Кто-то хлопнул по плечу — Томас едва не заорал от боли. Повернулся, чтобы разглядеть дурака, но от этого движения в шее будто лопнула жила, в глаза хлестнуло горячим.
Яра вырвалась из чьих-то рук, выбежала на поле битвы. Ее лиловые глаза лишь на миг остановились на залитом кровью лице Томаса — она раньше него поняла, что это кровь из разбитого носа Михаила, —тут же бросилась к Михаилу.
Он лежал, как сброшенная с небес скала. Яра с трудом повернула его лицом вверх. Руки его бесцельно шарили по земле, загребали пыль, а губы что-то шептали.
Она резко повернулась к Томасу. Лиловые глаза метнули молнию.
— Сэр Томас! Как ты... как ты мог так гадко поступить?
Томас отклеился от стены. Его поддерживали, все еще похлопывали по спине, плечам. Со всех сторон он видел улыбающиеся лица. Похоже, где-то сумел переломить симпатии на свою сторону.
Томас кивнул на склонившуюся над распростертым бойцом Яру.
— Почему она...
— Русская женщина, — ответил ему кто-то таким тоном, словно этим было все сказано.
— И что?
— Всегда на стороне поверженного.
Глава 17
Михаила увели, поддерживая под руки. Отрок подал Томасу оседланного коня. Томас огляделся, чувствуя, что оставляет здесь часть себя. Может быть, лучшую часть.
— Подержи коня чуток. Я наброшу на себя доспехи.
Мальчишка смотрел на рыцаря исподлобья. Глаза были серьезными:
— А сможешь сам? Такие надо застегивать сзади.
— Ну, если ты знаешь, как это делается...
— Подумаешь! Рыцари есть и у нас.
Он бросил поводья на крюк коновязи. В комнате, где Томас оставил оружие, мальчишка восторженными глазами смотрел на длинный меч.
— Ух ты! Такой громадный! Это твой?
Томас схватил меч, повертел одной рукой, с неожиданной яростью рубанул по толстому столбу. Лезвие вошло наискось и рассекло столб, как тонкий прутик. Верхняя половинка соскользнула с нижней, упала с таким грохотом, что затряслись стены, а стол и ложе подпрыгнули.
— Ого! — вскрикнул мальчишка. — Такого еще никто не делал!
— Никто?
— Никто! — поклялся мальчишка, добавил после минутного колебания: — Даже наш князь!
Боль в разбитом лице Томаса ослабла, но осталась в груди, словно могучие кулаки Михаила раздробили ему грудь и ранили сердце. Он напялил доспехи, поворачивался, пока мальчишка, упираясь ногой, затягивал ремни, стягивал стальные пластины.
— Пора.
Когда вышел на крыльцо, возле коновязи рядом с его жеребцом стояло еще трое коней. На одном сидела Яра.
Они уже выехали за ворота, а Яра все еще убеждала: