Стоунхендж
Шрифт:
Раны закрылись, края трещин в панцире сдвинулись и слились воедино. Он уже не шатался, а словно бы стал выше ростом. В движениях его появилась мощь и звериная свирепость.
Он замахнулся и нанес страшный удар с неистовым криком, который потряс, казалось, саму землю:
— Умри!
Томас, видя неминуемую смерть, ударил мечом навстречу. Но слабо, без прежней мощи, только вскрикнул:
— За честь и славу англов!
Мечи сшиблись в воздухе. Звон оглушил зрителей, но был еще и дикий крик, словно кричали сами
Зрители вскрикнули. Серебристый меч ударил острием по черному шлему, как уже бил, но раньше только срубил все перья, сейчас же со скрежетом рассек шлем, рассек череп, проник до нижней челюсти, где и застрял.
Торкзельд медленно повалился на спину. Меч выдернуло из рук Томаса, он едва не упал от изнеможения. Шатаясь, опустился на колено, но заставил себя встать, подошел к упавшему и, упершись ногой в грудь, ухватился обеими руками за рукоять меча Англа, с силой потянул на себя.
Меч вышел нехотя, но уже был чист, кровь черными каплями скатилась на землю.
Томас оперся мечом о землю. Послышался крик, быстрые шаги. Чьи-то руки сорвали с него шлем, сквозь пелену пота он увидел встревоженное лицо Яры. Она спешно вытерла ему платком лицо, велела кому-то:
— Быстро снять с него доспехи!.. Если он ранен...
Я не ранен, хотел ответить Томас, но язык от смертельной усталости не повиновался. Плечо Яры было сильное и от прикосновения к нему Томас ощутил, как возвращаются силы. Он дышал часто, с хрипами, но теперь уже мог выталкивать горящим ртом какие-то слова.
— Победа!.. Я сразил Торкзельда!
— Томас, ты не ранен?
— Яра... что это было?
Над головой раздраженно прогремело, словно в пещеру уползал, огрызаясь, огромный зверь. Темное облако быстро таяло и наконец растворилось без следа.
Меч в руке Томаса рассыпал белые радостные искры. С трибун казалось, что весь серебристый рыцарь окружен сиянием.
— Меч Англа — меч воина, — напомнила Яра. — А воины не терпят колдовства.
На поле выбежали оруженосцы, пажи, слуги. Торкзельда подняли, кто-то закричал сорванным голосом, полным ужаса:
— Великий и непобедимый Торкзельд мертв!
Взоры собравшихся со всей Британии рыцарей, знатный людей, торговцев и свободных йоменов обратились к королю. Он медленно поднялся на ноги. Такой же громадный, как Торкзельд, широкий в плечах, только тяжелее и... много опаснее.
Его горящий ненавистью взор, как раскаленное лезвие, воткнулся в победителя, который стоял над трупом его убитого сына. И во взгляде его было обещание гораздо более страшной смерти.
Глава 10
Они вернулись в замок на взмыленных конях. МакОгон остался
К вечеру замок жужжал, как растревоженный улей. Все уже знали о том подвиге, который совершили трое из замка, и о том переполохе. Но сэр Торвальд ходил чернее тучи. Турнир окончился не так, как он рассчитывал. Что предпримет король? Мстительный и своевольный, не терпящий прекословия, разве такой простит гибель единственного сына?
Начали прибывать подводы с ветчиной, солониной, мешками муки, пшеницы. Все стаскивали в подвалы, из соседних сел пришли кузнецы, походные горны поставили прямо во дворе. Без всякого зова явились около двух дюжин рыцарей-соседей. С ними пришли опытные воины, около сотни. Сэру Торвальду доложили, что через два-три дня пришлют помощь владетельные бароны, которых теснят приближенные короля. Бесчинства короля и его подданных переполнили их чашу терпения. Нужен только вожак — с возвращением молодого Томаса им оказались Мальтоны.
Уже к ночи загремели звонко трубы, которые заставили Томаса вздрогнуть. Ворота распахнулись, въехала группка всадников. Рядом с немолодым воином в богатой одежде ехала на красивой молодой лошадке очень юная девушка с золотыми волосами. Они были убраны под вышитый жемчугом убор, глаза девушки были скромно опущены, но алые щечки горели.
Калика быстро взглянул на Томаса. Тот, покраснев, беспомощно взглянул на отца, на сэра Эдвина. Те переглянулись и, как сговорившись, посмотрели на Яру. Она сидела по другую сторону стола, смаковала пирог с лесными ягодами. Рядом калика своим ножом деловито резал жареного гуся на части.
Наконец дверь распахнулась. Герольд стукнул о пол и провозгласил:
— Благородная леди Крижана, дочь барона....
Его оттолкнули, и Крижана, как вихрь, влетела в зал. Ее огромные глаза сияли, белые нежные руки были вытянуты. У Томаса перехватило дыхание, настолько она была хороша. На полголовы ниже Томаса, она была стройная и легкая, ее фигура еще больше округлилась в нужных местах, а в поясе она была настолько тоненькой, что ободок бокала мог бы заменить ей пояс. Она вся выглядела нежной и чистой, как ангел.
— Томас!
Томас едва успел выбраться из-за стола и подхватить ее. Она вцепилась в него и вскарабкалась выше, как на дерево. С радостным визгом целовала и обцеловывала, отстранялась, чтобы видеть его мужественное лицо, снова прижималась счастливо.
Все в зале цвели улыбками, видя такое неподдельное счастье. Почти все.
— Я так счастлива... Так счастлива! — девушка захлебывалась словами, глаза ее сияли. — Ты успел... ты спешил!.. Я бы и так не пошла за него, но все равно так счастлива, что ты загнал коней, но успел за день до свадьбы...