Стоунхендж
Шрифт:
Из пламени и быстро рассеявшегося дыма поднялся человек. Был он высок и широк в плечах, на широком лице с чуть раскосыми глазами играла торжествующая улыбка. Он был немолод, матер, с высоким лбом, в глазах светились ум и уверенность в своих силах.
— Вот как это делается, — сказал он вместо приветствия.
Вокруг него была сожженная земля на три шага во все стороны, а дальше простиралась слизь, что дрожала, как желе, медленно просачивалась в землю. Даже вокруг Томаса и Яры грибы обратились в слизь, что подползла
Олег ответил медленно:
— Значит, тебе это в новинку?
— Полет в магическом коконе — да, — ответил человек. — Но не наказывать ослушников. Меня зовут Бадри. Я покарал уже троих тебе подобных.
— Хорошо знать, что я не один, — ответил Олег. — Но тебе, как я вижу, нравится роль палача? Ведь в ваших заповедях сказано: «Не убий».
— Ого, ты что-то знаешь о нашем братстве и ты не наш? Тогда ты в самом деле должен умереть. Но убивают не только палачи, ты не тем ухом слушал наши заповеди. На войне тоже убивают, но на солдатах нет вины. Нет и на мне.
Он протянул руку к Олегу. Пальцы начали светиться синим огнем.
— Погоди! — вскрикнул Олег. Голос его был слабый, дрожащий. — Тебе хоть сказали, почему ты нас преследуешь?
— Я не спрашивал, — ответил Бадри с достоинством. — Послушание старшим — разве не высшее из достоинств? И оно вознаграждается. Ты сам видел, какая мощь в моих руках!
Уже вся кисть светилась, словно окутанная в полупрозрачную слизь. От нее начал вытягиваться язычок по направлению к Олегу. Волхв стоял, словно пригвожденный к месту.
Томас с проклятиями попытался сделать шаг: друга надо выручать, одного демона уже зарубил в Константинополе, сгинет и этот, — но узкоглазый Бадри сделал повелительный жест другой рукой, и ноги Томаса прилипли к месту. За спиной жалобно вскрикнула Яра, ухватилась за его плечи.
— Вы не должны были использовать магию, — сказал Олег погасшим голосом. — Это противоречит всему...
— Братству дозволено все! — возразил Бадри торжественно. — Если на благо большинству.
Синий огонь, бьющий из руки Бадри, почти касался его груди. Олег сказал отчаянным голосом:
— А судьи кто?
— Даже мне знать не дано.
Шерсть на волчьей душегрейке начала дымиться. Олег чуть отшатнулся, прищурился от жара.
— Не я это начал...
— А что ты можешь? — захохотал Бадри.
— Увы, немного... Все забыто, кроме самого простого. А самым простым я научился раскалывать землю.
Под ногами качнулось, раздраженно заворчало. Томас не удержался, упал на колени. Земля качнулась снова, затрещала. Внезапно лопнула, как спелый арбуз, трещина была с руку шириной, туда устремилась пыль и пепел.
Бадри шатался, пытаясь устоять, взмахивал руками. Синий огонь погас, пальцы были растопырены, словно он пытался ухватиться за воздух. Томас заорал радостно:
— Так его!.. Бей Тайных и Явных!.. И всех,
Трещины побежали в разных местах. Бадри оглянулся, обратил к калике бледное лицо.
— Ты... ты погубишь нас всех!
— Все когда-то умрем, — ответил калика.
Он стоял и смотрел, как вся земля пошла льдинами, что шатались, двигались, некоторые опускались. Из глубины вылетели клубы легкого дыма. Томас ощутил, как потеплел воздух.
Бадри заорал, перекрывая грохот:
— Но умрешь и ты!
— А ты мне приготовил другое?
Края осыпались, в бездну падали целые глыбы. Бадри и Олег оказались на одной, что быстро уменьшалась. Посланец Тайных стиснул челюсти, во взгляде была ненависть. Он простер к Олегу стиснутые кулаки.
— Надеешься спастись? Не выйдет!
Он потряс кулаками. Прогремел гром. Томас вскрикнул в ярости и отчаянии — земля под ногами злого демона и калики превратилась в песок.
Оба одновременно взмахнули руками и обрушились вниз вместе с грудами песка. Взметнулось облако удушливой горячей пыли.
Ноги Томаса внезапно отклеились от земли. Он упал от неожиданности, вскочил, подбежал к краю пропасти. Внизу было только облако пыли и пепла, туда все еще обрушивались камни. Земля подрагивала, края пропасти медленно сдвигались, словно края раны под рукой умелого лекаря.
Томас с ужасом смотрел в раскаленный провал. Оттуда вылетали клубы дыма, выстреливались столбы огня. Края почернели, оплавились, как воск на солнце. Под ногами стоял затихающий гул.
Яра дрожала, как осиновый лист. Глаза ее были большими и пугливыми. Она косилась на провал, но отшатывалась при клубах черного дыма.
Томасу показалось, что слышит запах горелого мяса. Страшное одиночество пришло и навалилось с такой мощью, что захотелось плакать. Вздрогнул, сказал хрипло:
— Я не думал... что ад так близко!
— Что такое ад?
— Пресвятая Богородица! — прошептал Томас. — Ты не знаешь, что есть ад? Бедный калика... Он был стоек в своих заблуждениях. Хоть за это ему можно чуть меньше углей...
Он отступил, потому что глыбы все еще откалывались, исчезали в пропасти. Опустошенно вдвоем наблюдали, как из желтого пыльного облака вынырнули острые верхушки изломанных камней. Стоял хруст, стены сдвигались, перемалывая глыбы.
Вскоре стены сомкнулись. Сжатие было таково, что наверх выдавило горячее крошево камней, песка и пыли. От них несло гарью. Теперь бывший разлом еще больше напоминал затянувшуюся рану с застывшей корочкой наверху.
Томас без сил опустился на землю. Яра подошла и встала рядом. Томас ощутил, что страшное одиночество все же начинает рассеиваться, как утренний туман под солнцем. Она коснулась его плечом, и одиночество исчезло. Были только боль и горечь от потери верного друга и отважного компаньона.