Стой, кто идет?

Шоу Боб

Мирр ответил самым неприличным из всех ругательств, но мысли его были заняты другим. Для того, чтобы хоть как-нибудь продлить свою жизнь, существует один-единственный способ: каким бы невозможным это ни казалось на первый взгляд, какие бы трудности ни поджидали его — он обязан вспомнить, что случилось с ним в прошлой жизни и расторгнуть контракт с Легионом. Начинать было совершенно не с чего, шансы встретить человека, знавшего Мирра на Земле, — ничтожны.

Труся в составе ценной боевой единицы к месту посадки в звездолет, Мирр не переставал думать о тайне, окутавшей его прошлое. Все, кому не лень, твердят, что он погряз во грехе, но, покопавшись в себе, Мирр не обнаружил

никаких антиобщественных устремлений. Это поставило его перед философской проблемой: узнает ли он криминальную тенденцию, если ему сунут ее под нос? Способен ли кто-нибудь сознательно признать себя преступником? Не считает ли замышляющий преступление «плохой» человек себя таким же «хорошим», как любой образцовый член общества.

Мирру пришлось прервать свои размышления, потому что прибыл звездолет

— по размытой дуге вынырнул из-за горизонта и тяжело осел на мягкую почву. Без всякого видимого человеческого участия его двери распахнулись, и Хихикинс пригласил всех внутрь. Вздрогнув от прикосновения не защищенных более пяток к ледяному металлическому полу, Мирр ввалился в корабль и отрешенно плюхнулся на первую попавшуюся скамью. Он не участвовал в битве за места с привязными ремнями, с холодным реализмом рассудив, что ужасы межзвездного перелета — ничто по сравнению с опасностями, подстерегающими легионера на передовой. Надежд на избавление у него меньше, чем у любого другого. К прошлому не ведет ни единой тропинки, и он обречен мотаться по галактике в похожих друг на друга, как две капли воды, железных гробах…

Внезапно взгляд Мирра упал на маленький синий предмет, лежащий прямо перед ним на полу, и он понял, что этот звездолет — тот же самый, что доставил их на Ульфу. В прошлый раз синяя лягушка была сплющена до неузнаваемости, но молекулярная память уже успела вернуть ей первоначальный вид. Пожелав своему телу того же, Мирр подобрал лягушонка и с грустью уставился на него — будь он разумным, много чего мог бы порассказать.

— Что это ты нашел? — Усевшийся рядом Динкль нагнулся, чтобы получше рассмотреть загадочный предмет. — Ух ты! Кто-то весело пожил!

Мирр крепче ухватил изготовившуюся упрыгать лягушку.

— Что-что?

— Такие штуки выдают только в «Голубой лягушке» на Аспатрии, да и то постоянным клиентам.

— В «Голубой лягушке»? — разволновался Мирр. — Это что? Бар? Ресторан? Ночной клуб?

Динкль кивнул.

— Самый шикарный в Пионер-сити и на всей Аспатрии. Не понимаю, как человека, получающего жалкие легионерские крохи, могло занести в такое место.

— Все зависит от мировоззрения, — пробормотал Мирр, засовывая драгоценное земноводное поглубже в карман. — Кое-кто просто не может заставить себя держаться от таких мест подальше!

5

В некотором отношении планета желтых небес Трелькельд оказалась не столь кошмарной, как представлялось Мирру. Если ульфанская кампания была карательной операцией против взбунтовавшихся колонистов — Мирру сама идея гражданской войны казалась отвратительной — то на Трелькельде Легион просто-напросто расчищал покрытый джунглями континент для геологической разведки. Еще одним обстоятельством, успокаивавшим мятущуюся совесть Мирра, было отсутствие на планете разумных форм жизни. Коммерции угрожали только дикие животные…

Однако на этом месте список преимуществ Трелькельда резко обрывался.

Обитатели трелькельдских джунглей были такими злобными, противными на вид и расплодились в таком количестве, что планета казалась испытательным полигоном Природы, задавшейся целью вывести здесь наимерзейшего монстра Вселенной. В

приступе изобретательности она создала животных, которые, заманивая жертву, притворились растениями, и растений-хищников, прикидывавшихся для этой же цели животными. Тут обитали насекомые, страстно желавшие быть раздавленными — меньше чем через секунду их кровь прожигала пластиковую подошву и сотни яиц в момент контакта с человеческой плотью превращались в личинок, за минуту оставлявших от ноги несчастного только гремящие в сапоге кости.

Водились в джунглях электрические змейки, змейки-удавки, и змеи-кинжалы — цель их существования заключалась в стремлении доказать справедливость своих имен — птицы-гранаты, птицы-томагавки, и дятлы-черепушки — все они с утра до ночи занимались тем же; бронированные монстры, столь полные жизнью, что даже их конечности, отрезанные лучом лазера, бесчинствовали еще полдня, причиняя разрушений больше, чем причинил бы родитель, останься он единым целым.

У каждого в двести третьем полку был в джунглях свой «любимец». Мирр, например, наибольшее отвращение питал к сорокоротке, сложносоставной зверюшке, похожей на исполинскую гусеницу. Каждый ее сегмент был самостоятельной гадиной, отдаленно напоминающей круг сыра, с четырьмя короткими быстрыми ножками, ужасными челюстями, и массой нервных окончаний на спине и животе. Эти отдельные составные части были довольно опасны сами по себе — злобные, быстрые, агрессивные поганки, попасть в которые из винтовки было неимоверно трудно — но когда штук десять или двенадцать соединялось в полноправную сорокоротку — берегись! Чтобы заставить чудовище распасться, нужно было поджарить не менее половины сегментов. Правда, остальные тут же разбегались и возобновляли атаку со всех сторон. Именно в схватках с сорокоротками Мирр почувствовал, хотя и несколько запоздалую, благодарность к компании ПКС за то, что остатки своих скудных средств она потратила на защитные чашечки, а не на красивые, но менее полезные предметы экипировки.

Тогда же мысль о побеге завладела Мирром безраздельно.

Первым делом нужно было вытянуть как можно больше информации из лейтенанта Хихикинса, но поговорить с ним один на один долго не предоставлялось возможности — лейтенант, которого вновь охватил патриотический зуд, проводил все часы бодрствования в гуще схватки. Только на третий день Мирру удалось загнать его в угол неподалеку от полевой кухни. Когда Хихикинс осознал, что капкан захлопнулся рот его сделал несколько неудачных попыток с неудовольствием сжаться.

— Мне некогда болтать с вами, Мирр, — прошипел он нетерпеливо ковыряя ногой землю. — Мы не спасем Терру работая языками!

— Но дело обстоит именно так, сэр! — возразил Мирр, стараясь произносить только те слова, которые обязательно найдут путь к сердцу юного лейтенанта. — Мы спасем ее!

Хихикинс отпрянул.

— Что за чушь вы несете, Мирр?

— Сэр, сорокоротки сожрали уже уйму наших, и… и… — Ужасаясь собственной лжи, Мирр выпалил: — Я придумал, как бороться с ними!

— Слушаю.

— Ну… — в поисках вдохновения мысли Мирра обгоняли одна другую. — В общем, они особенно опасны, когда соединяются дюжинами, значит, этого нельзя допускать!

— Каким образом?

— Их надо опрыскивать маслом, сэр! Тогда они будут соскальзывать друг с друга! Сойдет любая смазка — даже крем для загара…

— Ваша идея гнусна и отвратительна, — зловеще сказал Хихикинс.

Мирр, который думал точно так же, схватил лейтенанта за руку.

— А еще мы можем опрыскать их чем-нибудь, чтобы изолировать нервные окончания. Любой быстросохнущий лак — лак для волос, например.