Стоя в чужой могиле
Шрифт:
— Просто так. — Ормистон издал какой-то звук, похожий на кашель.
— Никто ни о чем не спрашивает ни с того ни с сего, — настаивал Ребус.
— Только не сейчас. Так вы передадите Шивон про Томаса Робертсона?
— Конечно, — сказал Ребус.
Когда Кларк вернулась, ее телефон был выключен и лежал на прежнем месте возле стакана с водой. Она зевнула, прикрывшись ладонью.
— Как только дойду до подушки — отключусь, — заявила она.
— Понимаю тебя. — Ребус сделал вид, что согласен. — Не пора ли нам возвращаться?
Она кивнула и махнула официанту.
— Плачу,
Вернувшись в гостевой дом, Ребус пробыл там ровно столько, сколько требовалось для зарядки телефона и прокладки кратчайшего маршрута до Абердина. Выходило, что лучше ехать по А96. Правда, расстояние составляло около сотни миль, и это удерживало Ребуса. Но с другой стороны, как только Робертсон оклемается, его и след простынет. Сегодня, возможно, у Ребуса был единственный шанс. Он осторожно спустился по лестнице и вышел из дома, ломая голову над тем, как лучше сообщить грустную новость спящему «саабу».
Он добрался до Королевской больницы Абердина в двенадцатом часу. В городе он не был сто лет и не увидел никаких знакомых ориентиров. Абердин жил нефтью, и все промышленные сооружения, мимо которых он проезжал, имели, насколько он понял, отношение к нефти. Он дважды заблудился, но наконец увидел знак, указывавший на больницу. Ребус припарковался на площадке для машин «скорой помощи» и поспешил внутрь. Приемный покой являл кошмар клаустрофоба, а тот, кто решил покрасить стены в бежевый цвет, был убийцей по жизни. Заспанная регистраторша отправила его к лифтам. Ребус поднялся на два этажа, распахнул дверь в отделение и объяснил дежурной сестре, что он полицейский и должен побеседовать с пациентом по фамилии Робертсон. В палате он увидел восемь кроватей, семь были заняты. Один человек бодрствовал, нацепив наушники и глядя в книгу.
Остальные как будто спали, кто-то громко храпел. Над кроватью Томаса Робертсона была лампа, и Ребус включил ее, осветив опухшее лицо. Глаза подбиты, подбородок рассечен, рана ушита толстой черной нитью. На носу — предположительно сломанном — бинт. Переломаны пальцы, в том числе один на ноге; выбит зуб, отбиты почки…
— Кто-то над тобой потрудился, Томми, — произнес Ребус, подтаскивая к кровати стул и садясь.
На тумбочке рядом стоял графин. Он наполнил стакан и залпом его осушил. После езды в висках у него стучало, ладони пощипывало — слишком долго крутил баранку. Он открыл тумбочку и вынул бумажник Робертсона. Кредитки, водительские права и сорок фунтов наличными.
Никакого ограбления, как и говорил Ормистон. Ребус вернул бумажник на место. Носовой платок, немного мелочи, ремень, часы с разбитым циферблатом. Он закрыл дверцу и подался вперед, так что его рот оказался в считаных дюймах от уха Робертсона.
— Томми? — позвал он. — Ты меня помнишь?
Он надавил пальцем на висок спящего. Веки Робертсона дрогнули, и он издал низкий стон.
— Томми, — повторил Ребус. — Пора просыпаться.
Робертсон подчинился,
— Добрый вечер, — приветствовал его Ребус.
Робертсону понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где он. Он облизнул сухие губы и только после этого уставился заплывшими глазами на посетителя.
— Кто вы? — прохрипел он.
Ребус налил в стакан воды и поднес к губам Робертсона.
— Полицейское отделение в Перте. Я у стены стоял.
Он убрал стакан в тумбочку.
— Что вы здесь делаете?
— У меня к тебе пара вопросов о Фрэнке Хаммеле.
— О ком?
Ребус описал Хаммеля и выжидающе замер. Робертсон моргнул и попытался покачать головой.
— Не знаешь? Выходит, он в кои веки раз снизошел до правды — говорит, что тоже тебя не знает. Но кто-то же это сделал.
— На меня наехали, и все дела.
Он пришепетывал, слова со свистом вырывались через зазор на месте зуба.
— Наехали?
— Какая-то шпана.
— Что это за шпана, которая ничего не берет? И это случилось у пристани?
— У пристани?
— Как по-твоему, Томми, где ты находишься? — Ребус натянуто улыбнулся. — Не знаешь? Тебя взяли за баром в Питлохри и увезли куда-то. Держали там, пока не убедились, что ты не имеешь никакого отношения к Аннет Маккай… вот тебе, кстати, новость: ее тело нашли в лесу неподалеку от Инвернесса. А рядом — еще четыре. Так что мы тебя вычеркиваем. Теперь понятно, почему ты здесь, а не в мелкой могилке.
Ребус увидел, что попал в точку. В глазах Робертсона неожиданно появился страх.
— Что такое?
— Ничего, — ответил Робертсон, пытаясь качать головой. — Говорю вам: на меня напали.
— А в каком городе на тебя напали, Томми? Нет, тебя сюда привезли и бросили на помойке. — Ребус помолчал. — В любом случае ты больше не интересуешь Хаммеля. Но если хочешь получить маленькую страховку, тебе придется сказать, что это был он.
— Сколько раз повторять? Я никогда о нем не слышал.
Возле кровати выросла медсестра.
— Все в порядке? — шепнула она подчеркнуто.
— Я хочу спать, — сказал Робертсон.
— Конечно.
— Можно чего-нибудь от боли?
— Через два часа.
— Если бы дали сейчас, я бы, может, проспал до утра.
Сестра положила руку на плечо Ребуса.
— Вы должны уйти, а то перебудите других пациентов.
— Еще пять минут.
Но та упрямо покачала головой.
— Убирайтесь, — сказал Робертсон.
— Я могу прийти завтра.
— Приходите сколько угодно. Ничего нового я не скажу. — Робертсон уставился на сестру. — Это не по правилам, чтобы меня так мучили. Мне без того плохо…
— Я проделал немалый путь, чтобы тебя увидеть, мешок ты с дерьмом.
— Уходите сейчас же, — велела сестра, еще сильнее сжимая плечо Ребуса. — Или вас выдворят силой.
Ребус прикинул, стоит ли упрямиться, — решил, что незачем, и встал.
— Еще увидимся, — пообещал он Робертсону и надавил ему на руку с перебинтованными пальцами.