"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
А кто сказал, что они не могут его убить? Боги Обитаемого мира…
Ничта слышал, как восемь сердец бьются в унисон с его собственным сердцем, замирают от страха и трепещут от радости, и не замечал, что непроизвольно сжимает тонкую руку Лукавы. И вместе с этим… Он насквозь видел Охранителя, и это видение удивило его и потрясло. Он не ждал от бога Исподнего мира мальчишеской бравады, не мог предположить, что в Обитаемый мир явится легкомысленный бог-повеса. Охранитель играл, как играет ребенок, вороша палкой муравейник. И вид его словно говорил: «Ну? Как вам мой выход?» Важану казалось, он слышит смех бога Исподнего мира.
Охранитель разметал половину прожекторов, смял ряды защитников Тайничной башни и
— Чего он добивается, а? — Цапа ударил кулаком по широким каменным перилам.
— Он ничего не добивается, — наконец разомкнул губы Важан. — Для него это что-то вроде кулачного боя на деревенском празднике.
— А ранения? Или фотонный усилитель ему совсем не страшен? — шепотом спросил дворецкий из-за спины.
— Не более чем кулак соседа для деревенского парня. — Ничта презрительно изогнул губы. Боги могут позволить себе быть легкомысленными. В отличие от людей. Боги могут развлекаться, играя со своей жизнью. И Охранитель всего лишь показывает чудотворам свою силу и радуется этой силе. Один настоящий бог против тысяч провозглашенных богами…
— А как насчет топора? — проворчал Цапа. — Топора соседа для деревенского парня, а? Щас ему снесут головы этим лучом, и на этом все кончится.
Важан промолчал.
— Где же он, а? Ничта! Он же ранен! Эта штука запросто может прожечь брюхо насквозь! — Цапа нервничал и стучал рукой по перилам.
— Нужно показать ему лунный камень, — шепнул привратник. — Он должен знать, что здесь его ждут…
— С ума сошел, — зашипела кухарка. — Чтобы завтра всех нас арестовали?
— Ничта, нужно показать лунный камень! — крикнул Цапа. — Звара прав!
— А чудотворы завтра спросят, откуда он взялся на нашей башне, — пробормотал дворецкий.
— Мы скажем, что у нас горел огонь. Просто огонь в лампе. Или они уже забыли, что светить могут не только камни? — тихо сказал Звара.
— А чудотворы свет огня от света лунного камня отличить не могут, по-твоему? — едко спросила кухарка.
— Конечно могут, — медленно ответил ей Важан. Не то чтобы в этом был очень серьезный риск, профессор не опасался прямого обвинения в мрачении. Но Охранителю нужно пристанище в этом мире. И на множество лиг вокруг лучшего места он не найдет. Лунный камень укажет ему дорогу.
Важан повернулся, чтобы зайти в башню, но Звара уже протягивал ему потайной фонарь.
— Ничта, это очень опасно, — вздохнул дворецкий.
— Не очень, — усмехнулся Важан и снял крышку с потайного фонаря — матовый молочный свет сделал лица его слуг бледными, отливающими синевой. Неяркий свет, лишь немного разгоняющий тьму. Но, как и луна, этот белый камень будет виден издалека и не ослепит глаз.
Они не дышали. Почти не дышали. Словно дыханием могли погасить свет или привлечь чужое внимание. И через минуту огромные крылья появились из темноты, широкие струи воздуха принесли с собой звериный запах: Охранитель неспешно обогнул башню. Он пролетал так близко, что, казалось, протяни руку — и коснешься его крыла. Важану подумалось, что бог Исподнего мира всего лишь хотел поклониться благодарным зрителям.
— Мы ждем тебя, Охранитель, — шепотом сказала Лукава вслед удалявшемуся крылатому зверю.
Ничта опустил фонарь.
— Он что, еще не наигрался? — с досадой процедил Цапа сквозь зубы. — Куда он опять лезет?
— Он еще не наигрался, — кивнул Важан. Похоже, на этот раз он верно угадал, в чем состоит цель Охранителя: ему, как и чудотворам, не нужна паника в Славлене. Он должен изобразить собственную смерть.
«Смерть» Охранителя была тяжела и некрасива. Задумал ли он ее таковой, или у чудотворов это вышло случайно? Луч фотонного усилителя прорезал перепонку крыла и рассек тонкую кость, удерживавшую эту перепонку, Охранитель потерял равновесие, несколько раз перевернулся в воздухе, выворачивая
Из дневников Драго Достославлена
Государственное устройство Млчаны не особенно отличается от устройства других государств Исподнего мира, с поправкой на малую значимость Храма. И хотя он несет на себе некоторые государственные функции, как регистрация рождений, смертей и браков, светская власть не привыкла считаться с мнением Храма, и его голос не играет роли ни во внутренних, ни во внешних делах государства.
Млчаной единолично правит царь (или, как здесь принято говорить, «Государь»). В настоящее время у власти стоит династия (здесь принято говорить «род») Белого Оленя. Из-за слабости культа (и культуры, которую несет этот культ) у молков сильны пережитки родового строя, а в лесах родовая община существует едва ли не в своем первобытном облике.
Династия Белого Оленя получила власть около двухсот лет назад, в результате преодоления феодальной раздробленности и победы в многолетнем противостоянии с родом Огненного Быка. В настоящее время род Огненного Быка иссяк, а все династии, названия коих выдают родство с ним (и быки всевозможных цветов, и различные огненные животные, как то огненные медведи или лоси, а также волки, лисы и проч.), пребывают в глубоком упадке. Несколько лучше обстоят дела родов Белого Быка и Огненного Оленя.
17-19 декабря 79 года до н. э.с. Исподний мир
Утром, едва рассвело, в дверь постучали. Зимич, сидевший на кухне с книгой, очень удивился: за то время, что он жил у Айды Очена, к тому еще никто не заглядывал.
Хлопнула дверь в сени, а потом с облаком морозного пара в дом вошел человек: невысокий, усатый, но без бороды и немного странно одетый для Леса — в добротный суконный плащ с каракулевым мехом.
— Ба! — хозяин вышел из библиотеки. — Какими судьбами!
— Здравствуй, Айда, — выдохнул незнакомец. — Насилу дошел. Холодина-то тут у вас какая!
— Раздевайся, садись к печке. Стёжка! Мечи на стол все, что есть! Гостя принимать будем!
— Да я не голоден. Но продрог до костей.
— Ничего, сейчас проголодаешься! Стойко, знакомься. Это мой друг, Драго Достославлен.
Хозяин был весел, он действительно радовался, а не притворялся. А Зимич, который три года не видел книг, мечтал только о том, чтобы ему не мешали читать.
— Мы сейчас устроим настоящую пирушку, как в былые времена! — Айда сам полез в погреб за вином, не доверив это Стёжке. — Стойко, я знаю, ты решил больше не пить, но один раз можно, а? Что это будет за пирушка, если ты будешь сидеть и смотреть на нас сычом?
И они пили — и даже наливали Стёжке, отчего та румянилась и глупо улыбалась.
Друг Айды был человеком шумным и говорливым, веселым и развязным, но панибратство его казалось натянутым, фальшивым. Он размахивал руками, мешал высокий слог с просторечием, называл себя литератором и пытался прочитать вирши собственного сочинения, но Айда Очен как-то мягко уводил его от этих попыток. В результате ни одного стихотворения Зимич так и не услышал.
Короткий солнечный день катился к закату, а вино не кончалось, и на столе появлялись то новые осетровые балыки, то копченая свинина, то домашняя колбаса — Стёжка сбивалась с ног. Хозяин и его друг, обнявшись, пели незнакомые Зимичу песни. И выходили на крыльцо, вдохнуть свежего воздуха. И возвращались за стол, и снова шли на крыльцо.