Стоять насмерть!
Шрифт:
– Почему стоим?
– Вы мне посветите, а я попытаюсь спуститься вниз… Вы чего смеетесь?
– Я подумал о том, что сейчас мы напоминаем каких-то жалких насекомых, ползущих внутри мясорубки. Правда смешно?
– Очень.
Я лег на живот и стал медленно съезжать ногами вниз, повис на руках, но дна так и не достал. Прыгать в кромешную тьму, не зная, на что там можно напороться, было бы неразумно. Гурьев чиркнул спичкой. Я с трудом различил под собой матовый блеск каких-то крупных металлических деталей.
В альпинизме есть
– Я уже сжег полкоробка! – донесся до меня голос Гурьева. – Вы хоть насвистывайте, чтобы я был уверен, что вы еще живы.
Я просвистел похоронный марш. Гурьев негромко выругался.
– Спускайтесь, – позвал я его. – Я вас поймаю.
– Как же, поверю я вам! Вы мне в совершенно безопасном месте по лбу ботинком заехали, а хотите, чтобы я прыгал в эту черную яму и надеялся, что вы меня не пропустите.
Он все-таки начал спускаться, я поймал его ноги и поставил их себе на плечи.
– Вместо того чтобы выбираться на волю, – бормотал Гурьев, – вы лезете в производственный корпус, который страшнее любой тюрьмы. Там же все внутренние двери поставлены на сигнализацию!
– А мы поползем по конвейерной линии.
– Зачем вам это надо, Кирилл?
– Я вам уже объяснял. Зачем мне вообще надо было подделывать документы, пасти «Ниссан» в аэропорту, влезать в зону?
– Я вам не верю.
– Чему именно не верите?
– Что вы сотрудник службы безопасности. Вы всего лишь авантюрист. Псих-одиночка. Только я никак не могу разгадать ваши цели.
– Разве у психа бывают цели? Он должен действовать в высшей степени нелогично.
– Приблизительно так вы и действуете.
– Ну, спасибо вам, Анатолий Александрович, утешили! Разгадали. Раскусили… Придержите, пожалуйста, эту штуковину.
Я оттянул в сторону толстый резиновый лист, пошарил рукой впереди и нащупал лапку распределительного механизма. Все верно, так и должно быть. И вовсе не обязательно заканчивать ПТУ, чтобы это предвидеть. Измельченное сырье ссыпается под лапку, она отгребает необходимую порцию и заполняет тару.
Я продвинулся дальше. Поверх конвейерной ленты тянулся ряд пластиковых коробок. Сырье катилось в этих коробочках по транспортеру к химикам, которые затем превращали его в наркотик.
– Мы на верном пути, – поддержал я почти сломленный дух Гурьева.
– Это только вы на верном пути, – уточнил он из-за спины. – У авантюристов все самые идиотские пути – верные. Будь то коммунизм, будь то капитализм, будь то поход на Южный полюс или полет
– Гурьев, вы мне нравитесь, как нравится всякий остроумный человек. Мне будет очень приятно посидеть с вами, скажем, в каком-нибудь уютном московском кафе. Представьте, за окнами льет дождь, над маленьким столом висит бра, над кофейными чашками вьется дымок, а мы вспоминаем эту шахту, этот гнусный лагерь…
– Не травите душу! – перебил он. – До уютного московского кафе нам с вами еще как до Пасхи. Куда ближе до морга…
Глава 17
Мы ползли на четвереньках по резиновой дорожке внутри трубы, диаметра которой хватало только на то, чтобы ползти на четвереньках. Мне трудно было судить о том, где была проложена эта конвейерная труба – под землей или же над ней, во всяком случае, снаружи не доносилось ни звука. Химик приумолк, его красноречие иссякло, как, впрочем, и силы. Он часто останавливался, чтобы отдышаться, и просил меня не гнать так сильно.
– Вы не находите странным, что еще не забили тревогу? – полюбопытствовал он.
– Неужели вас это волнует больше, чем если бы тревогу действительно забили?
– Этот человек, которого вы привязали к дереву… Не верю, что за час он не смог отвязаться.
– Это смотря как привязать… Здесь будьте осторожны, конвейер закончился!
Я сидел на краю ленты, свесив ноги в пустоту. Кожей чувствовал движение воздуха, какое бывает в большом помещении. Глаза постепенно освоились, и я стал различать контуры больших предметов, поначалу казавшихся бесформенными и лишенными объема. На руках опустился ниже и сразу же почувствовал под ногами опору.
– Опускайтесь, я вас поддержу, – сказал я Гурьеву, и мой голос неожиданно отозвался эхом.
Оказавшись рядом со мной, он неожиданно крепко схватил меня за локоть, как бы призывая усилить внимание. Мы минуту стояли в полной тишине, боясь дышать полной грудью.
– Цех первичной обработки, – шепнул мне химик. – Идемте!
Он пошел первым, огибая котлы и прямоугольные низкие шкафы, напоминающие печи, свернул вправо, по линии конвейера, и подошел к двери.
– Она на сигнализации? – спросил я.
Гурьев пожал плечами.
– А в прошлый раз вы утверждали, что на сигнализации, – усмехнулся я. – Вам очень хотелось меня остановить?
Я провел по двери ладонью. Обычная дверь, обитая листовым железом, без проводков, кодовых замков и прочих наворотов. Я взялся за ручку, нажал на нее. Дверь тихо заскрипела и открылась.
– Видите, как все просто? – шепнул я.
– Я всего лишь предполагал, что она на сигнализации, – стал оправдываться Гурьев и показал рукой на табурет, стоящий у двери. – А здесь, между прочим, сидит охранник.