Стоять в огне
Шрифт:
— Уж не хотите ли сказать, что успели встретиться с ним?
— Именно об этом и хочу вас уведомить.
— Простите?
— Я вступил с ним в прямой контакт.
— Интересно, как это вам удалось, гауптштурмфюрер? И когда? Ведь только сегодня…
— За час до моего приезда сюда Беркут побывал в крепости.
— И вы… упустили его?! — Ранке оперся обеими руками о стол и всем своим массивным туловищем подался к Штуберу. Лицо его побагровело. Он едва сдерживался, чтобы не раскричаться.
— Разумеется, — садистски улыбнулся Штубер. — Если бы мы не торопились вешать и расстреливать
Слушая это, Ранке смотрел на него с едва скрываемой ненавистью.
— Я знаю, что, — наконец опустился он в свое кресло, — младшие чины СС порой позволяют себе разговаривать так со старшими офицерами вермахта. Тем не менее я просил бы вас…
— Мои извинения, господин подполковник, — произнес Штубер откровенно издевательским тоном.
— Но даже если забыть о наших взаимоотношениях… — все еще задыхался подполковник, — о виселицах все же уместнее говорить этажом ниже, в гестапо. Там вас лучше поймут. Если только… поймут.
— Поверьте, там я говорю то же самое. Жаль, что они не прислушиваются к моим советам.
Вслед за этими словами наступила неловкая, тягостная пауза, из которой — Штубер понимал это — им обоим нужно было как можно скорее выбираться.
— Как же он оказался у вас? — первым нашелся Ранке.
— Самым неожиданным образом. Пришел в крепость, поднялся ко мне в башню. Кстати, по документам он — оберштурмфюрер СС Ольбрехт. Советую выяснить, существовал ли такой на самом деле. Не хочется верить, что партизаны научились так искусно изготавливать фальшивые документы.
— Это мы проверим.
— Вместе с Беркутом приходил какой-то поляк в мундире вермахта. Только унтер-офицера.
— И Беркут уже знал о вашем письме? — теперь уже ехидно улыбнулся Ранке. Он почему-то усомнился в правдивости слов этого берлинского выскочки.
— Можете себе представить.
— А Лесич?…
— Очевидно, сейчас он находится в партизанском лагере.
Ранке опять хотел сказать что-то едкое, но в это время зазвонил телефон. Поначалу Штубер не вслушивался в разговор, но резкие вопросы, которые подполковник стал задавать своему собеседнику, заставили его насторожиться.
— Так где именно вы задержали этого идиота? Сколько их было? Отвез в лес и вернулся? Это что-то новое! Арестовать! Запросите его личное дело… Да, я сам допрошу. И постарайтесь, чтобы он заговорил даже о том, о чем никогда не знал.
Положив трубку, подполковник надолго замолчал, стараясь не встречаться взглядом с гауптштурмфюрером.
— Что-то случилось? Неприятные новости? — как можно безразличнее поинтересовался Штубер.
— Наоборот, самые желанные. Только что патруль полевой жандармерии задержал на шоссе при выезде из леса вашего водителя. Тот сразу же сознался, что отвозил в лес переодетых советских парашютистов. Один из них был в форме оберштурмфюрера, другой — унтер-офицера вермахта, третий — местного полицая. Все трое побывали в крепости. Если я правильно понял, тот, что в мундире оберштурмфюрера, и есть Беркут?
— Разумеется.
— И вы любезно предоставили в их распоряжение машину?
— Они «любезно» захватили ее в Залещиках.
— Еще бы!… — хмыкнул подполковник. — Там, в башне, вам было не до этого. Там вы спасали свою собственную жизнь!
— На войне это тоже иногда необходимо. Жаль, что я не знал, сколько их в машине.
— Операция в Залещиках — это все, что вам известно о действиях партизан Беркута в течение сегодняшнего дня?
— Пока все, — пожал плечами Штубер.
— А нам, уважаемый гауптштурмфюрер, известно, что прежде чем напасть на вашу машину, беркутовцы уничтожили троих полицаев, находившихся в засаде у соседей Лесича.
— Вероятно, эти полицаи напились до скотского состояния.
— Теперь это не имеет значения. Особенно если учесть, что сегодня же партизаны успели уничтожить агента гестапо и, кстати, давнего, еще довоенного агента нашей разведки — Кравчука. Причем уничтожили на пороге его собственного дома. И произошло это, заметьте, все в тех же Залещиках.
Штубер попросил разрешения закурить. Ранке молча пододвинул к нему пачку сигарет.
— У меня не было информации об этих акциях Беркута. К тому же он совершил их до нашей встречи и вне зависимости от ее последствий. — Когда Штубер прикуривал, рука, в которой он подносил спичку, мелко дрожала. Ранке заметил это. «Ничего, я заставлю тебя дрожать по-настоящему, — смерил его презрительным взглядом. — Не сейчас, конечно, со временем, я обязательно выберу нужный момент». А вслух сказал:
— Согласен: в лице такого человека лучше иметь союзника, чем врага. Тем не менее в крепости вы без особого труда могли захватить их. Сначала мы выведали бы у них все, что нам нужно, а потом повесили. На городской площади. Объявив всей округе, что с Беркутом покончено и что такая участь ждет каждого.
— Это не так просто было сделать, как вам представляется, — мрачно заметил Штубер.
— Но и не так сложно, как бы хотелось представить вам.
— Значит, истина где-то посредине, — демонстративно растянул губы в ироничной ухмылке Штубер.
— Ну хорошо, — развел руками подполковник, немного подумав. — Кого потеряли, того потеряли… Будем выкручиваться вместе. Вернемся к нашей операции. Какие у вас основания считать, что она развивается успешно?
— В принципе Беркут дал согласие на сотрудничество. Формально это еще никак не зафиксировано. Наоборот, он просил три дня на размышление. Однако уверен: ответ будет именно таким, какого мы ожидаем.
— А где гарантии, что он не поведет двойную игру?
— Исключено. Его группа возникла стихийно. Он — не профессионал. Я в этом убедился. И не имеет никакой связи с Москвой.
— Черти б их побрали, этих славян-фанатиков! — ударил Ранке ладонью по столу. — Откуда в них это?! Простите, кажется, перебил вас. Как считаете, есть у него связь с Москвой?
— Нет и не предвидится.
— Тем не менее это не мешает ему вести себя так, будто на него работает вся военная разведка русских. Что еще?