Стоять в огне
Шрифт:
Не успел Беркут закончить, как вдруг, уловив какое-то едва заметное движение Полонского, Крамарчук бросился к нему и мгновенно обыскал. Сбоку, из-за поясного ремня, он извлек небольшую финку с узким лезвием-пикой, передал ее Мазовецкому и, ничего не сказав, сел на свое место.
— Ты слышал вопрос? — воткнул финку в стол перед собой Мазовецкий. А потом, после нескольких минут общего молчания, вдруг придирчиво оглядел Звонаря, выдернул финку из стола и, подойдя к нему, приказал подняться. Тот встал.
Мазовецкий ощупал ворот его гимнастерки, клапаны нагрудных карманов, рукава,
— Извините, господин Полонский, мою бесцеремонность, но так уж случилось, что в свое время мне посчастливилось проходить подготовку в немецкой школе диверсантов. Поэтому имеется некоторый опыт.
— Вижу, что имеется, — побледнел Звонарь и, ударив Мазовецкого головой в грудь, рванулся к двери. Крамарчук вскочил, чтобы задержать его, но, получив удар ногой в живот, упал.
Схватили Звонаря уже на поляне. Ожидавшие окончания допроса Федор Литвак и Клим Вознюк сбили его с ног и с помощью Крамарчука снова ввели в землянку.
— Ну вот, теперь нам объясняться значительно проще, — продолжал Беркут, когда все расселись по своим местам. — Повторяю вопрос: каким образом вы должны были разоблачить Сову? Это не имеет принципиального значения. Просто так, любопытствуем.
— При встрече должен был убить его этой финкой. Ударом в горло. Мотивация: Сова узнал во мне пленного и пытался убить.
— Это если представится такой случай?
— Было проработано несколько вариантов, — пробубнил Звонарь. — Подробности ни к чему. — А еще через мгновение, внимательно посмотрев на Беркута, спросил по-немецки: — Кроме вас, здесь кто-нибудь владеет немецким?
— Нет. Но вы будете говорить по-русски.
— Тогда нам нужно остаться вдвоем.
— Говорите при всех.
— Этот знает немецкий, — кивнул Звонарь в сторону Мазовецкого. — Он был с тобой в крепости. В форме унтер-офицера. Я запомнил его. Скажите, пусть выйдет.
Мазовецкий все слышал. Он кивнул Беркуту в знак согласия, поднялся и молча вышел.
— Как видишь, я знаю о твоем посещении крепости. И о твоей договоренности со Штубером. Ты согласился работать с нами.
— И что дальше?
— Гауптштурмфюрер все еще ожидает твоего появления в крепости. Он согласен продолжать переговоры, потому что очень ценит тебя. И, пожалуй, не ошибается.
— Это его дело. С каким заданием направили вас ко мне в группу?
— Я должен был прижиться. И содействовать тому, чтобы ты и наиболее надежные люди из твоей группы перешли на нашу сторону.
— Каким образом вы должны были сделать это?
— Не я один, — напомнил Звонарь. — Пока что я должен был просто прижиться. А в дальнейшем получил бы необходимые инструкции.
— Через кого?
— Я не назову этот адрес. Кстати, в крайнем случае я должен был захватить тебя в плен. Или помочь захватить. Где-нибудь в Залещиках или в Подольске. Штубер все время повторял, что ты нужен ему живым. Слово чести, гауптштурмфюрер хочет, чтобы ты стал его агентом.
— Только не надо о чести… Однако продолжим. Если бы захватить меня в плен не удалось и на контакт
— Тогда я должен был уничтожить тебя. Даже если погибну при этом.
— И вы хотели сделать это сейчас? Ножом?
Звонарь отвел взгляд и отрицательно покачал головой.
— Сейчас я всего лишь хотел бежать.
Беркут с минуту молча всматривался в его лицо. Но понять, врет он или говорит правду, так и не смог.
— Должен сказать тебе еще вот что: Штубер не исключал возможности моего провала. В этом случае он приказал вступить с тобой в прямые переговоры. И говорить от его имени. Несмотря на то что ты нарушил условия, о которых вы договорились, он прощает тебя. Условия остаются прежними. Сейчас Штубер связывается с Отто Скорцени и будет добиваться, чтобы его перевели куда-нибудь в Западную Европу. Говорит, что нескольких из нас обязательно возьмет с собой. В первую очередь — тебя. А если ты откажешься от его предложения, Штубер просто-напросто распустит слух, что ты уже давно завербован. И работаешь на нас. Уже сам тот факт, что ты побывал в крепости…
— Не нужно подробностей, — остановил его Беркут. — Я умею выслушивать любые предложения. И любые угрозы.
— Это крайняя мера… — развел руками Звонарь. — Ни Штуберу, ни мне не хотелось бы прибегать к ней. Мы ведь профессионалы. Просто приходится готовить возможные варианты. Так что пусть это не пугает тебя. А теперь слушаю.
В ответ Беркут лишь улыбнулся холодной презрительной улыбкой, которая заставила Звонаря вздрогнуть.
— Даже если ты не пойдешь на условия Штубера — спаси меня. Спаси, Беркут!… И, может, придет время, когда я спасу тебя. Что пользы от того, что прикажешь расстрелять меня?
— Мне — никакой. Но земле этой легче станет. Принимая своих солдат, она стонет от жалости и боли. А тебя примет с радостью. Хотя и будет ощущать при этом омерзение.
— Да неразумно это, пойми, неразумно! — моляще простонал Полонский. — Зачем нам убивать друг друга? Помоги мне! Спаси! Ведь там, в крепости…
— Нет, — перебил его Беркут. — Понимаю, ты наслушался проповедей Штубера. Но вы не учли, что, в отличие от вас, я не ищу славы на чужой земле. А взялся за оружие только потому, что на мою землю напали враги. И все мы находимся в лесу только потому, что кому-то нужно защищать ее.
Звонаря увели. Какое-то время все оставшиеся в землянке молчали.
— Хорошо, что удалось разоблачить этих провокаторов, — первым заговорил Отаманчук. — Страшно подумать, что они могли бы натворить в наших отрядах.
— Это только начало, — задумчиво заметил Беркут. — Нужно проверять каждого, кто появится в лесу. Каждого! Мы слишком доверчивы.
32
После возвращения из Заречного Штубер пригласил журналиста в единственный в Подольске приличный ресторан, одиноко высившийся почти на самом берегу реки, посреди почерневших, захламленных руин. Только лишь за этот дичайший беспорядок бургомистра следовало бы вздернуть здесь же, у ресторана, на виду у всего города. Штуберу показалось, что, глядя на руины, журналист подумал о том же. Но оба промолчали. Были дела поважнее.