Стойкий запах лосьона
Шрифт:
– Она вернется и подтвердит все, - произнес Костюкович.
– Это будут только слова. А мне нужны документы, чтобы держать ответ в облздраве... Кстати, какие у вас отношения с доктором Каширговой?
– Нормальные деловые отношения, - удивился Костюкович, не понимая, куда гнет главный.
– А я располагаю другими сведениями... Вот и мать Зимина пишет... Нате, читайте, - он протянул страничку машинописного текста.
Костюкович стал читать. Те же слова: "халатность", "невнимательность", "преступная ошибка в диагнозе", а дальше шло: "Я уверена, что в справке после
– Это клевета.
Главный развел руками, мол, что написано пером...
– Я не знаю, любовники вы или нет, но ведь когда муж доктора Каширговой уезжал на полгода в командировку в Индию, вы довольно часто встречались с нею, - словно наслаждаясь растерянностью Костюковича, сказал главный.
"Кому и зачем это понадобилось?
– лихорадочно высчитывал Костюкович.
– И что я могу доказать? Ведь за эти полгода я ходил с Сажи дважды на концерт, один раз в театр и один раз ездили на озера, она брала с собой сына... Среди сотен врачей и медсестер больницы нашелся какой-нибудь доброхот, которого главный держит в любимчиках и который видел меня с Сажи, кто-то видел, как я приходил к ней в отделение поболтать, выпить кофе, покурить... Но как весь этот бред попал из больничных коридоров в жалобу матери Зимина?.."
– Я не хочу ни с кем обсуждать мои отношения с Сажи Алимовной, жестко произнес Костюкович.
– Это не касается ни жалобщицы, ни вас, Дмитрий Данилович.
– Как видите, коснулось.
– Я готов отвечать только за то, что имеет отношение к моей работе.
– Пишите объяснение. Там видно будет...
Спускаясь в лифте, а затем идя по коридору в ординаторскую, Костюкович уже трезвее расставлял все по местам: "А ведь жалоба матери Зимина написана не ею. Ей дали только подмахнуть! Простая школьная уборщица едва ли смогла бы сформулировать довольно грамотно, медицински последовательно свои претензии. Да и откуда у нее возникло предположение, что Сажи меня покрывает, сфальсифицировала протокол, поскольку, дескать, мы любовники? Тут чья-то более опытная рука. Чья? Кто-то в нашем отделении? Или в отделении Сажи? Месть? Кому? Мне или ей? Или нам обоим?.."
13
Когда Левин зашел в кабинет Михальченко, тот, вальяжно развалившись в кресле у окна, читал какую-то тоненькую брошюрку в пожелтевшей выцветшей бумажной обложке.
– Что, Иван, Чейза читаешь, учишься работать?
– спросил Левин.
Медленно отстранив от глаз книжицу, Михальченко ответил:
– Вы это тоже читали? Правда, давненько, лет двадцать назад. Называется это произведение "Криминалистическое определение предельной дальности полета пули для установления местоположения стрелявшего". Методическое пособие. Авторы А.Бугаенко и Е.Левин. Слыхали?
– Слышал, слышал. Где это ты откопал?
– Наводил порядок у себя в кладовке, нашел несколько методичек со времен, когда еще в школе милиции учился. Притащил сюда, чего им валяться, поставлю тут на этажерочку.
– Нам это, Иван, уже ни к чему.
– Как сказать. В брошюрке ведь приведена сводная таблица почти
– Долго... Пули сейчас забота не наша... Ты был в аптекоуправлении?
– Теперь это называется иначе: производственное объединение "Фармация". Не умер, так сдох. Был я там. Пропавшие лекарства - это картонная коробка размером приблизительно сорок на пятьдесят, фирменная, в ней и были упаковки с лекарством. А попала она туда с таможни.
– Каким образом?
– Таможня задержала. Уж больно внушительное количество. Это во-первых; во-вторых, в разрешительном перечне Минздрава этих таблеток нет. Следовательно, к провозу на территорию страны они запрещены. И реализовать через аптеки тоже возбраняется.
– Кто тебе это сказал?
– Сотрудник информационного отдела "Фармации".
– Что же делают дальше с таким товаром?
– Передают в налоговое управление. Создается комиссия из представителя налогового управления, таможни и "Фармации", составляется акт: подлежит уничтожению. Но не успели.
– Да, кто-то оказался пошустрей.
– Зав информационным отделом "Фармации" успел накануне взять из упаковки один туб для образцов. Вот как эта штуковина выглядит, Михальченко достал из кармана небольшую металлическую колбочку зеленого цвета.
– Я у него выпросил, чтоб вам показать.
Туб, как туб, плотно закрыт красивой винтовой герметической крышкой, чтоб сорвать ее, надо слегка нажать и повернуть вправо. Левин не сразу это понял, повозился.
– Хитро, - сказал он, отвинчивая колпачок с замысловатой резьбой внутри.
– Это для герметизации, - объяснил Михальченко.
– Ты знаешь, я это уже понял, - хмыкнул Левин, высыпав на ладонь несколько маленьких розовых таблеток.
– Запаха нет, - поднес он таблетки к носу.
– Хочешь попробовать на вкус?
– Воздержусь.
– Мне тоже что-то не хочется... А вот аннотация, - Левин вытащил маленький листок глянцевой бумаги. Он был забит таким мелким шрифтом, что даже сквозь очки Левин ничего, кроме названия и надписи, что лекарство изготовлено в Германии, прочитать не смог. Название ничего ему не сказало.
– Я возьму эту штуку домой, покажу жене, она все-таки провизор со стажем. А что, если это связано с наркотиками?
– Вот этого не спросил.
– Что еще можете сообщить по делу, гражданин Михальченко?
– Все склады в девять утра снимаются с охраны и открываются. В тот день со склада, где хранилась эта коробка, и еще с одного склада шофер "москвича-фургона" получил товар и развез по аптекам, у которых в этот день завоз. Склад снова тут же был опечатан и взят на сигнализацию. Наш сотрудник вместе с их вахтером сидел в дежурке у ворот, когда машина выезжала. Говорит, что вахтер, как обычно, проверил у шофера бумаги, заглянул в фургон и открыл ворота.
– Вот именно, заглянул. Ты думаешь, он сверял груз с накладной? Да ни в жисть! Поверь моему опыту... Как-то очень похоже: груз президента Чекирды исчез таким же образом, как и ящик с "Фармации", хотя склады в разных концах города, - сказал Левин.