Стою за правду и за армию

Скобелев Михаил Дмитриевич

Через несколько минут к редутам были двинуты охотники с пленным турком, и вскоре удостоверились, что они действительно очищены неприятелем. Для более сильного занятия их из Брестовца направился Углицкий полк, захвативший не только ближайшие, но и самые дальние редуты над рекой Видом и отрезав, таким образом, путь отступления туркам, которые могли бы, в случае неудачи прорыва, снова вернуться под прикрытие этих грозных укреплений. Остальные же три полка лихой 16-й дивизии с артиллерией двинулись еще до рассвета за реку Вид.

Всю ночь была зловещая тишина – ни одного выстрела не раздавалось в воздухе. Часов в семь утра памятного для всех русских и турок 28 ноября, – лишь только туман слегка рассеялся, и мы стояли уже на своих местах, за Видом, – на правом фланге Гренадерского корпуса раздался ружейный выстрел, за ним другой,

третий… И скоро страшная трескотня, вместе с частыми орудийными выстрелами, огласила всю окрестность. Мы увидели, как густые цепи красных фесок стремительно атаковали передовые траншеи наших гренадер, которые, не будучи в силах удержать дружного натиска врага, бежали к своим резервам.

Турки без остановки бросились далее, и через несколько минут та же участь постигла наши батареи, несмотря на тот страшный картечный огонь, валивший целые кучи турецких тел, которым встретили они непрошеных гостей. Было что-то фанатическое, отчаянно-демоническое в этой бешеной атаке! Казалось, что турки поклялись или умереть, или прорваться! На несколько минут остановились мусульмане для маленькой передышки у захваченных ими русских орудий и затем снова стремительно, храбро бросились вперед…

Тогда Скобелев отдал приказание переменить фронт своей дивизии и направиться правее Плевно-Софийского шоссе, во фланг наступавшему врагу, до которого было около четырех верст. Войска, в боевом порядке, в две линии, имея впереди казачью цепь, стройно двинулись на рассвирепевшего врага.

Скобелев, чтобы лучше видеть картину боя, поскакал по шоссе к Плевне. Мы от него не отставали. Между тем военное счастье переменилось: на выручку гренадерам подошла из их резерва свежая бригада и дружно в свою очередь атаковала усталых победителей. Последние не выдержали и подались назад. Эта удача еще больше ободрила гренадер, и они энергично стали теснить врага. Вот они уже взяли обратно свои батареи и брошенные орудия, вот турки бегут через траншеи к Виду, а гренадеры, с победным криком «ура», преследуют их и штыками, и страшными залпами, от которых ложатся целые сотни лучших, испытанных турецких солдат.

Сначала турки цеплялись за каждую траншейку, отбиваясь от рассвирепевших гренадер, но вскоре, объятые паническим страхом, они просто бежали, как стадо испуганных баранов. А в эту густую массу человеческих тел со всех сторон со злобным свистом сыпались тысячи русских пуль, гранат и картечей… На мосту через Вид мы увидели страшную картину: масса войск и множество каруц с обезумевшими жителями, плачущими детьми и женщинами – все это стремилось в неимоверной давке пробраться на другой берег реки. Большинство турецких воинов, спасаясь от наших солдат и не имея возможности попасть на мост, бросалось прямо в реку и гибло здесь десятками, не будучи в состоянии переплыть в одежде и амуниции через узкую полосу быстрой воды. Многих же пловцов русские пули догоняли уже в то время, когда они достигали противоположного берега… Трупы их неслись по течению… Некоторые части неприятельского войска, преследуемые и беспощадно расстреливаемые нашими солдатами, бросились к покинутым редутам. Но здесь, с южной стороны, их встретили дружными залпами угличане, а с северной – захватившие эти редуты румыны. Положение было безвыходное – басурмане были окружены со всех сторон! Со всех сторон их беспощадно расстреливали! Осману ничего больше не оставалось делать, как выкинуть белый флаг. Действительно, он скоро и показался возле моста – турки бросали оружие…

С трудом могли остановить наши офицеры своих солдат, которые вымещали на неприятеле кишевшую злобу за все те жертвы, испытания и неудачи, которые причинил он им, за своих павших товарищей, – словом, за все, за все… Как звери, гнали они этого бегущего, объятого ужасом врага, и ничто, казалось, не могло сломить теперь их дикой, безумной храбрости… «Ура, урааа!..» все еще слышалось в кровавой долине Вида, и эти радостные, победные крики долго носились над живыми, ранеными и мертвыми ратниками… Русская честь была восстановлена: мы отомстили за своих павших товарищей, за тяжелые неудачи, поражения…

Трудно передать то счастливое, блаженное настроение, которое

охватило всех нас, присутствовавших при сдаче армии Османа-паши. Нужно было самому прожить целые месяцы на позициях, вокруг этого заколдованного турецкого гнезда, нужно было самому перенести эти бесконечные нравственные и физические страдания и муки, видеть отчаянные, но тщетные усилия наших героев, участвовать самому в этих ужасных атаках на смертоносные редуты, у которых погибли тысячи наших боевых сотоварищей, наших дорогих друзей… Повторяю, нужно самому все это испытать, пережить, перечувствовать, чтобы понять то неподдающееся описанию чувство, которое испытывали все мы, плевненские бойцы, увидев развевающийся белый флаг, увидев эти десятки тысяч врагов, нанесших нам столько вреда, бросавших теперь оружие и отдававших в полное наше распоряжение свою судьбу… Недаром говорят, что нужно отведать горького, чтобы оценить прелесть сладкого! Кто не перенес сильного горя, сильных страданий, тот вряд ли может испытать и полную радость!

Однако я забежал вперед – возвращаюсь к своему рассказу. Скобелев, видя, что участь турецкой армии решена и без его помощи, что гренадеры одни управились с неприятелем, послал приказание полкам приостановить движение, а сам со свитой поскакал к мосту, где развевался этот желанный белый флаг. Еще ранее начальник Гренадерского корпуса генерал Ганецкий послал к Осману парламентера, свиты Его Величества генерал-майора Струкова [207] , которому храбрый, раненый в ногу предводитель турок передал, что сдается со всей своей армией (40 тысяч и 70 орудий) на волю и милость нашего Государя. При этом он просил только, чтобы офицерам позволено было оставить при себе все вещи, прислугу и лошадей. Ганецкий, которому вернувшийся Струков передал просьбу Османа, сказал, что сообщит об этом Главнокомандующему.

207

Струков Александр Петрович (1840–1911) – генерал от кавалерии, герой Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Отличился при штурме и осаде Плевны. Будучи командиром авангарда действующей армии у генерала М. Д. Скобелева, принял капитуляцию Османа-паши.

Между тем к мосту, к которому мы подъехали, собралась масса нашего генералитета и офицеров. Некоторые зашли в землянку, где помещался Осман, и с удивлением рассматривали раненого турецкого героя и начальника его штаба (некоторые же, даже солидные чины, немедленно занялись торговлей – покупкой прекрасных лошадей и оружия у турецких пашей, предлагая им цены слишком уж обидные)… Осман-паша, несмотря на полученную рану, был довольно спокоен и старался, по возможности, любезно отвечать на всеобщие приветствия, хотя сумрачное выражение его лица доказывало, что его нравственное состояние духа далеко не соответствовало наружному спокойствию. Это был мужчина среднего роста, средних лет, брюнет, с довольно выразительною физиономией, с умными, проницательными глазами. Одет он был в самый простой турецкий костюм с красной феской на голове.

Многие из окружавших его наших офицеров говорили ему по-французски льстивые речи, удивлялись его храбрости, его стойкости… «Браво, Осман, брависсимо!» – слышалось даже по временам. Словом, ему чуть не аплодировали! Он относился ко всему этому довольно хладнокровно и пасмурно смотрел на всю эту плеяду блестящих русских мундиров. Не такой триумф рисовался храброму защитнику Плевны! Он мечтал, вероятно, о торжественной встрече в Стамбуле, об объятиях султана, об овациях всей турецкой знати, всего сераскериата [208] и духовенства… И вдруг теперь эти северные «гяуры» расточают перед ним свои любезности, сыплют ему панегирики, и все это за то, что он отправил на тот свет десятки тысяч храбрых братьев этих же самых льстецов…

208

Военное министерство (тур.).