Страда речная
Шрифт:
— Брось ты мне мораль читать, развела ликбез. — Виктор начал успокаиваться, но не хотел сдаваться под натиском Любиных доводов. Попытался закончить разговор шуткой, да она не очень, ладной у него получилась: — Венька вон тебе задаст: ишь, мол, уединились вдвоем.
— Веньку ты не трожь, — серьезно ответила Люба. — Я с ним тоже поговорю. Надулся, как пузырь, — обошли его. А дело от этого страдать должно?
В том, что к нему подошла Люба, не было ничего особенного. Это не удивило Виктора. Но вот Асия, ее непроизвольное заступничество… Ведь тише и незаметней этой девчонки не сыщешь. Проскользнет мышкой туда-обратно,
Виктор поймал бельчонка случайно, когда тот переплывал реку. Завернул в брезентовый чехол от планшета, а дома на скорую руку сделал клетку из пустого решетчатого ящика.
Вечером все дивились на метания белки в неволе, ахали, охали. Асия подошла тихонько, постояла молча и повернулась к Виктору.
— Мучитель! Тебя б самого в клетку. — И посмотрела — не на него одного, а на всех стоящих возле — с таким презрением, что стало тихо вокруг. — Сейчас же выпусти!
И, странное дело, Виктор даже не нашел, что возразить — так это было неожиданно и непрекословно. Пришлось отпустить белку.
9
За стенкой в каюте десятника плакала Настя. До Виктора доносились заглушаемые всхлипываниями отдельные слова.
Харитон что-то шипел сердито, несмотря на позднее время, ходил по каюте: слышно было поскрипывание половиц.
Они поженились два года назад, здесь же, в изыскательской партии. Настя, забитая, безответная женщина, была намного моложе Харитона. Своим занудистым голосом он вечно ей выговаривал что-то, поучал. А она в ответ покорно смотрела на него глазами, полными слез, и молча соглашалась.
Сегодня Виктору невмоготу было слышать эти уже порядком надоевшие голоса. Скорей бы затихло все, успокоилось, и он остался бы наедине со своими мыслями. Виктор не раз слыхал раньше о том, как нелегко переносят люди длительное общение в небольшом коллективе — на зимовке, на малом судне, — когда выговорены все весомые слова, выслушаны все стоящие рассказы, жесты и движения товарищей давно примелькались. Когда пустяк может неожиданно вызвать глухое раздражение, острую неприязнь.
Но сам он еще никогда не испытывал приступов такой изнуряющей тоски. На практике они были целой группой, впятером. Работали на оживленной реке с частыми пароходами, деревнями и селами по берегам. А в селах — кино, танцы, новые люди. Здесь же третий месяц изо дня в день одни и те же лица, с утра до вечера друг у друга на виду. Некуда скрыться от посторонних глаз. Одно ненадежное убежище — каюта. Естественное желание побыть одному в последнее время все чаще загоняло Виктора по вечерам в эту келью. Но каютное затворничество не успокаивало. Зачастую, наоборот, еще больше саднила душа, острее и заманчивее вспоминались шумные города, пусть с незнакомыми жителями, пусть тоже угрожающие своим одиночеством. Но то одиночество среди массы незнакомых людей было совсем другим, желанным и живительным.
Такое состояние, успокаивающее и врачующее, Виктор впервые испытал в маленьком городке Кингисеппе на острове Сааремаа. Золотым сентябрьским днем он бродил по мощеным узким улочкам, отбившись от матросов-приятелей, отправившихся искать укромную пивную. Аккуратные
Уже давно все утихомирились, а Виктор все еще валялся одетым на смятой постели. В низком оконце — ни неба, ни звезд. Темная вода невидимо струилась вдоль бортов, парная от дневного жара, равнодушная ко всему. Наткнувшись на якорную цепь, она лениво взбулькивала и что-то бормотала, обегая тупой нос судна.
Стараясь невольно оправдать себя за горячность, за глупое мальчишеское поведение, Виктор в который раз перебирал в памяти события, связанные со злополучным мотором.
Еще когда получали его в Сысольске, сразу же пошли разговорчики.
— Ижышкатели нажываетшя! Один подвешной мотор шунули, да и тот подержанный. Кошмичешкий век, а мы опять ломай хребты на гребях. Где это видано? — зудел десятник.
— Эх, Харитон, Харитон. Старый ты человек, а мудришь где не надо, — выговаривала Капитолина Тихоновна. — Все прикидываешься слепым и глухим. Тебе что, промерного катера мало? Да и тот не везде понадобится. Мы где работать будем? В верховьях, на небольшой реке — ни глубин, ни простора. Подвеска нам на всякий случай, для разъездов — потому и дают.
— Нет, не шкажи, Тихоновна, — не сдавался десятник. — Шравни ш геологами. У них и вертолеты, и тягачи-веждеходы, и рации новехонькие.
— А у нас техники нет? Будто не знаешь, на водохранилищах и на больших реках этих раций в некоторых партиях вон сколько понатыкали: и на промерном катере, и в чертежке, и у техников. А нам пока и без этого обходиться можно.
— Што там говорить, — отмахивался Харитон. — В жагоне мы, пожабыты-пожаброшены. А платят как? В полтора-два ража меньше. Ноги же по лешу ломаем, комаров кормим одинаково.
— Это ты-то ноги ломаешь? Может, в палатке живешь, у костра ночуешь, месяцами грязь с себя не отпариваешь? — разошлась Капитолина Тихоновна, видя, что все прислушиваются к разговору. — И чего человек прикидывается? Обязательно ему побрюзжать надо. Ты же как в плавучем доме отдыха живешь. Каюта сухая, чистая. Тут тебе и электричество, и все прочее. Мокрый пришел, продрог, захотел — баньку истопил. Дело сделал на одном месте — подойдет катерок, дальше потащит. А ты сидишь, в окошечко поглядываешь да табак смолишь. Геологи… Да ты с ними и месяца бы не выдержал.
— Все-таки, Тихоновна, лучше бы два мотора, мало ли на плесе что может случиться, — вступил в разговор шкипер.
— А кто спорит? Об этом и надо говорить, а не рассуждать вообще. Не все сразу делается. Как Вениамин поет в своей песенке: «А пряников сладких всегда не хватает на всех…»
И надо же случиться, что мотор запорол именно Виктор!
Произошло это после отъезда Капитолины Тихоновны. Они тогда очень торопились: хотелось к возвращению начальницы закончить промеры сложного речного колена с разветвлениями-рукавами, которое кто-то из впервые прошедших здесь изыскателей очень точно окрестил Чертовой вилкой.