Страх — это ключ
Шрифт:
Это был Ларри, и дымящийся ствол его кольта смотрел мне в лицо. Дырка в стволе была огромной, как дуло гаубицы. Прямые мокрые волосы Ларри прилипли ко лбу, его угольно-черный глаз горел сумасшедшим огнем. Один глаз. Я не мог видеть второго, я не мог видеть ничего, кроме половины лица, руки с пистолетом и левой руки, обхватившей Мери Рутвен за шею. Все остальное было скрыто за девушкой. Я с укоризной посмотрел на нее.
— Хороший же из вас сторож, — мягко сказал я.
— Заткнись! — рявкнул Ларри. — Полицейский, значит? — И он несколько раз непечатно обозвал меня свистящим от
— Здесь молодая леди, дружок.
— Леди? Шлюха! — Он чуть сильнее придавил ее шею, как будто это доставляло ему удовольствие, и я догадался, что когда-то он явно попытался приставать к ней и получил по заслугам.
— Ты считал себя очень умным, Толбот? Думал, что знаешь ответы на все вопросы, что обвел всех вокруг пальца, да, коп? Но тебе не удалось провести меня, Толбот. Я наблюдал за тобой, следил все это время, что мы находимся на буровой.
Он был возбужден, трясся и подпрыгивал, как в пляске святого Витта, в голосе его чувствовался злобный и мстительный триумф постоянно игнорируемого и осмеиваемого ничтожества.
— Тебе и в голову не приходило, что я знаю: ты с Кеннеди в сговоре, не так ли, коп? — продолжил он заниматься пустословием. — И с этой шлюхой.
Я следил за тобой, когда ты десять минут назад вылез из батискафа, я видел, как этот льстивый шофер ударил Ройала по голове и...
— С чего ты взял, что это был Кеннеди? — перебил я. — Он был одет...
— Я подслушивал под дверью, рожа! Я мог прикончить тебя еще тогда, но мне хотелось узнать, чего ты добиваешься. Думаешь, меня волнует, что Ройал получил по башке? — Он оборвал свою речь и выругался, поскольку девушка обмякла в его руках. Он попытался удержать ее, но героин плохая замена протеину при развитии мускулатуры, и даже ее небольшой вес оказался для него чрезмерным. Он мог бы аккуратно положить ее на пол, но не сделал этого, а резко отступил назад, и она тяжело упала на пол.
Я шагнул вперед, сжав кулаки. Ларри оскалился, как волк.
— Ну, давай, коп, давай, — прошептал он. Я посмотрел на него, на пол, снова на него, и кулаки мои разжались.
— Боишься, да? Струсил, да? Влюблен в нее, да? Как этот гомик Кеннеди. — Он визгливо засмеялся. — Боюсь, что с Кеннеди произойдет несчастный случай, когда я вернусь на ту сторону платформы. Кто будет ругать меня за то, что я застрелил его, увидев, как он бьет Ройала по голове?
— Хорошо, — устало сказал я. — Ты — герой и великий детектив. Пойдем к Вайленду и кончим с этим.
— Да, мы кончим с этим, — кивнул он. — Но ты больше не увидишь Вайленда, коп, ты больше никого не увидишь. Я убью тебя, Толбот. Сейчас.
У меня внезапно пересохло во рту. Я почувствовал, как тяжело забилось сердце и вспотели ладони. Он говорил серьезно. Он собирался нажать на курок своего тяжелого кольта — и большего удовольствия не испытает до самой смерти. Конец. Но мне удалось сказать спокойным голосом:
— Ты собираешься убить меня. За что?
— Ненавижу тебя, вонючка! Вот за что. Ты с самого начала стал издеваться надо мной — наркоман, мол, «ширяла», постоянно спрашивал о шприце. За то, что ты влюблен в Мери, а раз я не могу получить ее, то никто не получит. За то, что я не люблю
Он говорил мне то, чего никогда не сказал бы другому, и я знал почему. Мертвые молчат, а я в любую секунду стану мертвым. Как Герман Яблонски. Яблонски — на глубине два фута под землей, Толбот — на глубине 130 футов под водой. Хотя какая разница — где лежать.
— Ты застрелишь меня сейчас? — Я не отрывал взгляда от пляшущего на спусковом крючке пальца.
— Точно — хихикнул он. — В живот, чтобы посмотреть, как ты корчишься.
Ты будешь орать, орать и орать, и никто не услышит тебя. Нравится, коп?
— "Ширяла", — мягко сказал я. Терять мне было нечего.
— Что? — не поверил он своим ушам. — Что ты сказал?
— "Наркота", — отчетливо произнес я. — Ты так накачался, что не соображаешь, что делаешь. Что ты собираешься делать с телом? Двое таких, как ты, не смогли бы вынести мое тело отсюда, а если меня найдут в этой комнате застреленным, то сразу поймут, что это — твоих рук дело, и вздернут тебя, потому что они нуждаются во мне, и сейчас — еще больше, чем ранее. Ты не станешь любимцем, Ларри.
Он кивнул с хитрым видом, как будто продумал все это раньше.
— Это правильно, коп, — пробормотал он. — Я не могу застрелить тебя здесь, правда? А мы выйдем наверх. Подойдем поближе к краю, там я застрелю тебя и сброшу в море.
— Вот это — другое дело, — согласился я. Мрачноватым было это соглашение об избавлении от моего трупа, но я не был сумасшедшим, как Ларри, и питал последнюю надежду.
— А потом они начнут бегать и искать тебя, и я буду бегать и искать тебя вместе с ними и все время смеяться про себя, думая о тебе и барракудах и зная, что я — умнее их всех.
— У тебя чудесный ум, — сказал я.
— Как ты теперь заговорил! — Он снова визгливо захихикал, и я почувствовал, как зашевелились волосы у меня на голове. Он ткнул Мери ногой, но она не пошевелилась. — Дама подождет, пока я вернусь. Я же скоро вернусь, а, коп? Пошли. Ты первым. И не забудь, что у меня есть фонарик и пистолет.
— Да уж не забуду.
Ни Мери, ни радист не шевелились. Я был уверен, что радист начнет шевелиться еще не скоро — кулак и нога мои все еще болели от удара. Но я не был столь же уверен в отношении Мери. Более того, я не был даже уверен, что она в обмороке — для человека в обмороке она дышала слишком быстро и неравномерно.
— Ну, пошли, — нетерпеливо сказал Ларри, ткнув меня стволом в поясницу. — Давай!
Я вышел из радиорубки и пошел по коридору к двери, которая вела на продуваемую ветром и поливаемую дождем палубу. Выходная дверь находилась с подветренной стороны, но через мгновение мы очутимся на ветру, и я знал, что именно тогда я должен что-нибудь предпринять.
Подталкиваемый в спину револьвером, я повернул за угол и чуть присел, наклонившись вперед. Ларри оказался не готовым к столь сильному ветру, и дело не в том, что он легче меня, — он шел в полный рост. Луч фонарика забегал по палубе у моих ног, и я понял, что Ларри потерял равновесие, и ветер, возможно, даже отбросил его назад на несколько футов. Я наклонился еще ниже и бросился бежать против ветра.