Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

Томпсон Хантер С.

ХСТ: Он не отрицал этого, и Манкевич объяснил мне… Он сказал, мы должны были сделать это. Мы пришли к той точке, когда надо было или всецело поддержать его, или от него избавиться. Третьего пути не было.

Ред.: Так что они решили всецело его поддержать. Что же заставило их изменить свое мнение?

ХСТ: Реакция по всей стране… партийной иерархии… в основном людей, связанных с финансами. Поток денег был полностью остановлен.

Ред.: Денежный поток был остановлен из-за Иглтона?

Был ли тут какой-либо… Другими словами, спонсоры говорили, что вы должны избавиться от Иглтона или они перестанут финансировать кампанию?

ХСТ: О, дело было не только в спонсорах… Они сказали это… Но были также и Джин Вествуд, Ларри О’Брайен, мэр Дейли — все профессионалы, которые сказали, что мы просто не можем работать так дальше. Манкевич сказал то же самое. Как только история Иглтона была обнародована, он сказал: «Давайте избавимся от этого парня».

Ред.: Фрэнк сказал это? «Давайте избавимся от этого парня?» Прямо так?

ХСТ: Да. Хейнсу Джонсону Манкевич сказал, что говорил за себя и за Гэри Харта, когда отправился к Макговерну сразу же после того, как они получили эту информацию об Иглтоне — исходную информацию, материал, который был опубликован. Он сказал: «Я помню, как в тот вечер назвал его Джорджем, чего поклялся не делать во время кампании. Я сказал, что говорил за Гэри и за себя». Манкевич сказал Макговерну: «Давайте избавимся от этого парня».

Ред.: Это был первый раз, когда он назвал сенатора Макговерна Джорджем? Это необычно.

ХСТ: Да, это озадачивало меня в течение всей кампании, потому что я помню, как впервые встретился с Макговерном в доме Тома Брейдена еще в декабре… Он пришел на обед, и казалось, что самой естественной вещью в мире будет называть его Джорджем… Точно так же, как я называл Тома Брейдена, обозревателя Washington Post, Томом и как люди называли бы Роберта Кеннеди Бобби. Одной из показательных особенностей избирательной кампании Макговерна было то, что никто, в том числе Манкевич, который был ближайшим к нему человеком, не называл его иначе как «сенатор», и точно так же и все остальные обращались к нему, что поразило меня.

Сначала я называл его Джорджем, но потом начал чувствовать себя как-то странно, потому что был единственным человеком, который звал его так. Ну, еще моя жена звала его так… Я никогда не слышал, чтобы кто-то еще обращался к нему по имени.

Ред.: Как вы звали Хьюберта Хамфри? Вы разговаривали с ним лично?

ХСТ: У меня не было возможности обратиться к Хамфри напрямую. Хотя я был представлен ему один раз… У него была привычка расхаживать взад-вперед по проходу самолета.

Ред.: Это было на самолете избирательной кампании Хамфри?

ХСТ: Да, в Калифорнии. Я отправился туда после того, как обозвал его всеми этими позорными словами. Я полагал, что должен им бесплатный выстрел в меня, так как столько раз нападал на них. Я отправился на завод Lockheed с Хьюбертом… Ну, на тот, где делают Л-1011. Да, это должен быть Lockheed… Я думаю, это было в Палмдейле.

Ред.: В Калифорнии?

ХСТ:

Да, это происходило во время предварительных выборов в Калифорнии. Я полагал, что должен провести по крайней мере один день на самолете Хамфри… Так что я позвонил его пресс-службе в «Беверли Хилтон» и сказал, что хотел бы оказаться в нем. А сам подумал: «Ну, вот мы и приплыли — сейчас меня изобьют…» Когда я появился, Хамфри расхаживал взад-вперед по проходу. Его сопровождал один из помощников по работе с прессой. Он говорил, что это такой-то и такой-то, оттуда-то и оттуда-то… Так вот он подошел ко мне и спросил: «Кто вы?» И я сказал, что я Хантер Томпсон из Rolling Stone, а он спросил, как это пишется… И на повышенных тонах потребовал, чтобы я по буквам сказал Хантер Томпсон… А потом так же по буквам Rolling Stone.

Ред.: Они никогда не слышали о вас?

ХСТ: Конечно, они слышали — Newsweek только что процитировал меня в двух номерах подряд, когда я назвал Хамфри «вероломным, безвольным, старым мелким политиканом», — и та фигня с написанием моего имени и названия журнала была просто их способом отомстить мне. Они, наверное, рассчитывали смутить меня. Всей кампанией Хамфри заправляли имбецилы… Но не было никакой возможности избежать этого дерьма, и к тому же я решил… ну вы понимаете… они к тому времени заслужили один бесплатный выстрел в меня.

Ред.: Когда вы разговаривали с Никсоном, как вы обращались к нему?

ХСТ: Я не думаю, что как-то к нему обращался. У меня плохо обстоит дело с обращениями.

Ред.: А как Никсон вас называл?

ХСТ: Хантер… Мы говорили о футболе. Он чувствовал себя очень расслабленно.

Ред.: Мы, похоже, отклоняемся от темы. Мы обсуждали разницу между восприятием и реальностью в отношении дела Иглтона. Общественность воспринимала Иглтона как хорошего парня…

ХСТ: Простите, но мне кажется, я вижу мескалинового барыгу там, на улице.

Ред.: Нет… Опустите шторы, опустите занавески.

ХСТ: Я должен позвонить своему адвокату.

Ред.: Может быть, нам вызвать сюда вашего доктора? Вы очень напряжены, очень нервничаете… Сейчас мы не можем даже думать о мескалиновом барыге. У нас кризисная ситуация со сдачей этой книги… Хотите что-нибудь еще рассказать о том, как Макговерн справлялся с проблемой Иглтона?

ХСТ: Я думаю, что он справлялся с ней очень плохо. Были два человека в кампании… можно сказать, из высшего эшелона, которые предоставили Джорджу хорошую возможность скинуть Иглтона за борт.

Ред.: Кто? Когда это было?

ХСТ: Сразу после того, как это произошло, на следующий день после обнародования истории. Это был вторник — насколько я помню, последний вторник июля.

Ред.: Кто выступал за отказ от Иглтона?