Страх полета
Шрифт:
* * *
Отпустив кнопку микрофона и чувствуя, что с плеч хоть на время свалилась тягостная необходимость общения с пассажирами, Климов, наконец, смог уделить теперь внимание второму пилоту.
– Дима! Дима!
– старый пилот дотянулся до плеча парня и тряхнул его.
– Дима! Димка, мать твою...! Ты что - пассажиром сюда пришел? Покататься? Ну-ка давай, работай, е....!
Надо было вышибать клин клином. Экипаж удивленно воззрился на капитана, который никогда не допускал малейшей грубости по отношению к молодым и требовал
– Дима, давай, помогай. Давай, давай, работай!
– капитан все тряс и тряс второго пилота; у того голова моталась так, что даже наушники перекосило.
– Ты живой или нет? Погляди: мы же летим, и летим нормально! Пожар потушили, управляем худо-бедно! Это разве переделка? Бывало и похлеще. Это тебе - впервой, поэтому так и страшно.
– Климов увидел отблеск возвращающегося к парню сознания, и тон его стал отеческим.
– Все, хватит переживать. Хватит, сынок. Ты погляди, какие у нас мужики. Они справятся! Мы все вместе - справимся! Только работать надо, дружненько работать.
Димка медленно приходил в себя. Он еще не совсем понимал, чего от него хотят, но встряска пробудила его от душившего кошмара рваных мыслей, из которых главнейшей была одна: "это конец... а как хочется жить!"
Полностью подавленный страхом неминучей смерти мальчишка, можно сказать, волею случая ввязавшийся, влипший в эту историю, - молил бога только об одном: чтобы эти опытные, бывалые дяди спасли его. Зачем, ну зачем он послушался отца и влез в эту авиацию! Сюда должны идти только фанатики, которые... которые... ну, не такие, как он.
Он вдруг остро, кожей ощутил, что летная работа требует от человека какого-то стержня, каких-то особенных качеств, которыми он сам ну явно не обладал. На краю сознания пульсировала смутная мысль: "Большие бабки даром не платят", - но связать ее с нынешним полетом он как-то не мог, и не хотел, и вообще гнал от себя все мысли.
Как же ему только хотелось жить! Ни о чем другом сейчас он не был способен думать. И терпеть этот растянутый, сверлящий ужас он больше уже не мог. Ему хотелось завыть и забиться в какую-нибудь спасительную щель.
– Так... какая у нас скорость? Быстро!
– капитан сменил отеческий тон на командный!
– Скорость?
"Скорость... скорость... зачем ему скорость? Господи!"
– Ну! Работай же! Скорость?
– Четы...
– Димка судорожно глотнул.
– Четыреста... сорок.
– А курс? Курс какой у нас?
– Курс...
– Димка шарил глазами по приборной доске.
– Курс... триста... триста пять. Триста три... Он повернул голову влево и вполне осмысленно спросил:
– Мы что, разворачиваемся?
– Ну, слава богу. Соображать стал. Давай, помогай. Следи за кренами и курсом. Крен у нас какой?
– Крен... левый, три градуса.
– Вот и следи, и если превысит пять - кричи. Понял? Крены не более пяти градусов. Я на тебя надеюсь. Понял?
– Понял...
– Димка все еще никак не мог прийти в себя, но зацепка в мозгу появилась: крены, крены! Следить
Климов еще раз бросил испытующий взгляд на второго пилота. Лицо у того стало снова розоветь. Ну, слава богу, вроде отошел. Климову больше некогда было заниматься парнишкой, и он переключил внимание на компас. Тревога о том, сможет ли экипаж направить самолет в нужном направлении, все висела в подсознании, и вот теперь можно было проверить давние предположения.
Авиагоризонт показывал левый крен три градуса, и указатель курса не очень заметно, но уверенно, градусов по десять-пятнадцать в минуту, уходил влево. Вместо севера самолет, медленно разворачивался на запад. По мере разворота в кабине светлело; вот-вот уже должны были выскочить выше облаков, и на горизонте должно было появиться солнце.
– Так, ребята, - не отрывая руки от спаренного тумблера, капитан обернулся через плечо к штурману и инженеру, - давайте-ка попробуем путевую управляемость. Ну-ка: левому - номинал, а правому - приберем... давай восемьдесят. Только пла-авненько!
– Есть левому номинал, правому восемьдесят!
Левый рычаг пошел вперед, правый назад. Тяга левого двигателя возросла, а правого упала. Если бы двигатели были расположены под крылом, особых проблем с путевым управлением не было бы. Но здесь двигатели были расположены слишком близко к фюзеляжу, плечо силы для разворота было невелико, а потребный для горизонтального полета на этой высоте режим двигателей стоял и так уже почти предельный, добавлять было некуда. Уборка же режима противоположному двигателю приводила хоть и к незначительной, но потере тяги, а значит, и скорости, и подъемной силы, и высоты.
Курс сначала остановился, а потом самолет медленно стало разворачивать вправо. Левое, накрененное до этого крыло пошло вперед, подъемная сила на нем чуть выросла, и крен из левого потихоньку перешел в правый.
– Крен правый пять!
– срывающимся фальцетом крикнул Димка.
– Молодец!
– быстро отреагировал капитан, и тут же снова переключил внимание на курс. Самолет реагировал на разнотяг, надо было только подобрать режим!
– Стоп-стоп-стоп!
– легко проговорил Климов сам себе, стараясь, чтобы голос его выказывал командирскую уверенность.
– Не так резво! Ну-ка, как там высота? Что - пошли вниз? Добавь-ка пару процентиков правому. Ага, вот так, вот так. Пошел курс? Пошел? Вот и хорошо. Давайте потихоньку разворачиваться на восток.
На удивленный взгляд штурмана Климов твердо повторил:
– На восток! На Байкал!
Витюху, так же, как и всех, ошарашенного внезапностью и быстрым развитием опасной ситуации, вдруг осенило: может, недаром старый волк так много думал и донимал всех своими бреднями о Байкале! А вдруг?
Самолет медленно начал разворачиваться на север и далее на восток. Штурман и бортинженер прикипели взглядом каждый к своим приборам. Мальчишка тоже участвовал в процессе.
"Отлично!" - поймал себя на крамольной мысли Климов.