Страх возводит стены, любовь строит мосты

Кокин Илья

Но вообще этот прием – использование смеха в качестве защиты от чего-то пугающего, осмеяние самого объекта страха – известен человечеству с древнейших времен. Приведу еще один неожиданный, но весьма показательный пример – игра в жмурки (сам был сильно удивлен, когда прочитал про это! [8] ). Оказывается, это очень древняя игра (после прочитанного ее уже трудно назвать забавой), она возникла давным-давно и распространена по всему миру. При своей кажущейся легкомысленности игра эта наделена глубоким символическим значением. Дело в том, что ведущий изображает не что иное, как саму смерть (он мертвец, «жмурик», вот почему игра так называется). Именно поэтому ведущий играет с завязанными глазами, ведь смерть слепа – она представитель потустороннего мира и не видит живых (других игроков) [9] . Да, смерть слепа, она хватает всех без разбора – старых и молодых, мужчин и женщин, богатых и бедных. У нас нет никакого способа защититься от нее. Защититься

нельзя, но оказывается, над смертью можно… поржать! Один из вариантов игры в жмурки предполагает, что игроки должны подбегать к ведущему и издеваться над ним – отвешивать пендели, щипать, обзывать, смеяться, а ведущий должен угадать имя того, кто это делает. Если ведущий угадал имя, игрок выбывает (символически умирает). То есть что получается? Оказывается, смерть не нужно бояться, ее можно обмануть (хотя бы на время, хотя бы понарошку), ее можно пнуть, ущипнуть, обозвать дурой, и при этом тебе (если повезет) ничего не будет! Всем весело, все счастливы!

8

Богданов К.А. Игра в жмурки: сюжет, контекст, метафора//Повседневность и мифология: Исследования по семиотике фольклорной действительности. СПб.: Искусство-СПБ, 2001. С. 109–180.

9

Кстати, по той же причине в русских народных сказках слепа Баба-яга (помните знаменитое: «Чую, русским духом пахнет!» – Яга не видит героя). А еще из-за того, что Яга олицетворяет собой смерть, у нее одна нога нормальная, а другая костяная – она стоит на границе миров, одной ногой в мире живых, другой в мире мертвых (см.: Пропп В. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2005. С. 51–56.).

Четыре главных страха

Но страх смерти – это лишь один из краеугольных страхов человека. Немецкий теолог и философ Пауль Тиллих утверждал, что все наши страхи могут быть сведены к четырем главным страхам (Тиллих назвал их «первичными тревогами» [10] ):

Страх потери свободы.

Страх одиночества.

Страх потери смысла жизни.

Страх смерти.

Получается, что даже те странные и забавные страхи, о которых речь шла в начале, коренятся в одном из четырех перечисленных. Так страх перед работой, видимо, связан со страхом потери свободы, потому что работа, тем более нелюбимая, – это утрата свободы, невозможность делать то, чего по-настоящему хочется. Сюда же можно отнести и страх перед бдительной уткой, ведь, если кто-то постоянно за тобой следит (пусть даже это будет безобидное существо), ты уже не можешь чувствовать себя свободным, ощущение контроля лишает чувства свободы. А вот ересифобия – это скорее к страху одиночества, потому что ничто так не разделяет людей, как несогласие в важных вопросах. Ну а страх перед длинными словами куда? Думаю, к страху потери смысла, ведь зачастую многословие, громоздкие слова затуманивают суть, лишают сказанное смысла. Про то, что страх перед смертью может принимать разные формы, я уже говорил.

10

Тиллих П. Мужество быть // Символ. Париж. Июль 1992. № 28. С. 7–119.

Единственное, что трудно куда-то определить, – это страх перед тещей. Я долго об этом думал и понял, что в этой фобии много нюансов. Например, если теща приехала на пару дней, а осталась на месяц – это к страху потери свободы. Если жена, чуть что не так, собирает чемодан и уезжает к маме – это к страху одиночества. Если молодой семье приходится жить вместе с тещей – это скорее к страху потери смысла жизни. А если у тещи была пятерка по химии или она просто дама крупная, то это вообще к страху смерти.

Куда пойти со своими страхами?

Когда нам не хватает чувства юмора, чтобы справиться со своими страхами (порой страх может быть столь велик, что уже не до смеха), мы обычно идем с ними к одному из двух специалистов – к священнику и психологу. Религия и психология – это две традиции, которые берутся дать испуганному человеку утешение. И хоть религиозная традиция насчитывает тысячи лет, а психологическая всего полторы сотни, им есть чему поучиться друг у друга. Ведь порой мы, верующие люди, оказываемся совершенно беспомощными перед лицом самых простых проблем.

У меня есть друг, диакон. Как-то раз он уезжал по делам в далекий сибирский город, в ту пору на душе у него было тяжко, он был в унынии. Где христианину искать утешения? Отец диакон отправился на службу в местный храм и решил исповедаться. Он рассказал священнику о том, как тяжело у него на душе, но не стал говорить, что сам он священнослужитель. Молодой батюшка его внимательно выслушал и говорит: «Знаете, я бы посоветовал вам в ближайший месяц или два причащаться каждое воскресенье». На это диакон ему отвечает: «Так получилось, что последние несколько лет я причащаюсь каждое воскресенье и даже чаще». Батюшка был совершенно обескуражен таким ответом, помолчав, он сказал: «Даже не знаю… может быть, вам тогда, наоборот, какое-то время не причащаться?»

Многие священники сами признаются в том, что порой не знают, о чем

говорить в целом ряде случаев. Какое-то время назад мой друг-священник пришел к горькому выводу: «Вот я служу священником уже четверть века, среди моих духовных чад есть люди, которые ходят ко мне на исповедь все эти годы. Они из раза в раз рассказывают мне об одних и тех же проблемах, а я никак не могу им помочь!» Это мудрый и честный священник, и, желая помочь людям, он получил психологическое образование и теперь успешно применяет полученные знания в своей пастырской практике. По-моему, он – настоящий молодец!

Священникам есть чему поучиться у психологов. И речь не только о знаниях, но и об отношении к людям. Ведь вы никогда не увидите психотерапевта, ругающего и унижающего пациента (если только этот психотерапевт не практикует провокативную терапию – наблюдать за этим жутковато), а вот священник, отчитывающий «нерадивого грешника», – это, увы, не редкость. Но ведь сам священник перед исповедью говорит, что Церковь – это «врачебница», больница, а грешник – больной, страдающий от своего душевного недуга, а не преступник на судебном процессе.

Да, психология приходит на помощь современным священникам, но и христианство не остается в долгу. Среди психологов немало верующих людей, есть даже кафедры и целые институты христианской психологии. Верующие психотерапевты исследуют не просто психологические процессы, происходящие в человеческом сознании или бессознательном, а живую душу, их задачей является помочь человеку раскрыть в себе образ Божий. Как сказала мне одна из таких психологов, «моя задача – помочь человеку стать таким, каким его задумал Бог».

И все же большинство психологов стоит не на позициях веры, а на позициях материализма. Мне показалось очень интересным и важным попробовать сопоставить два подхода к теме человеческих страхов – психологический (материалистический) и христианский (религиозный). Понятно, что это два принципиально разных подхода, вопрос в том, что именно может предложить испуганному человеку психолог-материалист, а что – священник?

Должен честно признаться, я много учился и читал, чтобы как-то разбираться в христианстве, а вот в психологии я дилетант. Ситуация осложняется еще тем, что на сегодняшний день существует множество психологических школ, и по целому ряду вопросов разные школы могут высказывать взаимоисключающие мнения, правда, конкретно по вопросам страхов у материализма в принципе выбор не столь уж велик. Говоря о подходе психолога-материалиста, я прежде всего ориентировался на работу известного современного психолога-экзистенциалиста Ирвина Ялома «Дар психотерапии» [11] . Чем примечательна эта работа? Книга адресована молодым, начинающим психологам, в ней именитый терапевт дает практические советы о том, что говорить людям в тех или иных ситуациях. В частности, в самой книге упоминается о «первичных тревогах» и о том, что можно сказать пациенту по поводу каждой из них. Ценно то, что Ялом пишет очень честно, даже на «неудобные» темы.

11

Ялом К Дар психотерапии. М.: Эксмо, 2012.

Итак, посмотрим с двух позиций – психологии и христианства – на те четыре главных страха, которые были перечислены выше.

Страх потери свободы

Часы или компьютер?

Ученик Тиллиха, знаменитый психолог Ролло Мэй (у которого, кстати, Ялом проходил терапию) утверждал, что цель психотерапии – сделать людей свободными [12] . Но Мэй был христианином (он окончил семинарию и даже несколько лет служил священником), а Ялом – атеистом. И вот первый повод поблагодарить Ялома за честность – говоря в своей книге о страхе потери свободы, он советует начинающим психотерапевтам вообще избегать слова «свобода» при разговоре с пациентом. Как обойтись без слова «свобода», говоря о страхе потери свободы? Профессор Ялом предлагает заменять его такими словами, как «ответственность», «решимость», «воля» и пр. [13] Сам Ялом не объясняет, в чем заключена опасность слова «свобода», но догадаться несложно. Для последовательного материалиста свобода является лишь иллюзией, фигурой речи. А заменять одни иллюзии пациента другими, конечно же, неправильно.

12

«Я считаю, – писал Мэй, – что работа психотерапевта должна заключаться в том, чтобы помочь людям получить свободу для осознания и осуществления своих возможностей» (May R. Freedome and destiny. New York: Norton, 1981. P. 19–20).

13

«Хотя термин свобода (выделено автором. – И. К.) и отсутствует на терапевтических сеансах, равно как и в учебниках по психотерапии, его производные – ответственность, воля, желание, решимость – заметные составляющие всех психотерапевтических стремлений» (.Ялом И. Дар психотерапии. С. 188).