Страх возводит стены, любовь строит мосты
Шрифт:
С этими проблемами многие люди обращаются к психотерапевту. Существуют даже специальные виды терапии для таких случаев – семейная терапия для супругов или для родителей и детей, есть групповая терапия для людей, которым трудно контролировать свой гнев, много чего еще есть. И надо сказать, люди получают на терапии реальную помощь, они учатся налаживать общение с другими людьми. Но какого рода эта помощь? Представьте себе, что есть две воюющие страны – идут бои, гибнут люди. Но вот появляются миротворцы, они заставляют обе стороны прекратить кровопролитие, сажают руководство стран за стол переговоров, уговаривают их достичь компромисса и подписать мирный договор. Цель миротворцев состоит в том, чтобы люди перестали убивать друг друга. Примерно то же самое делает и психотерапевт – он учит людей договариваться, находить компромисс, проще говоря, жить в одной квартире и не убивать друг друга.
На
Но нельзя не учитывать одного важного момента: козел отпущения – образ Самого Христа, невинной Жертвы, Того, Кто взял на Себя чужие грехи, – Агнца Божия. Помните, мы говорили про игру в жмурки? В этой истории есть еще один совершенно неожиданный поворот. Автор статьи, на которую я ссылался [20] , сперва долго рассказывает о различных народных традициях, а потом вдруг обращается за примером к Евангелию. В нем есть эпизод, в котором Христа взяли под стражу, охранники завязали Ему глаза, а потом стали Его бить и спрашивать: «Прореки, кто ударил Тебя?» (Лк. 22: 63–64). Стражники не просто издевались над Господом, они играли (?!) с Ним в жмурки. Это обстоятельство существенно добавляет трагизма всей ситуации: перед стражниками была воплощенная Жизнь, а они не только не поняли этого, но даже приняли Христа за Его противоположность – смерть. Но нам сейчас важно понять другое – «дружба против кого-то» – это вражда против Христа, потому что Он всегда на стороне слабого. И то, что мы делаем по отношению к «одному из малых», то мы делаем по отношению к Самому Христу (Мф. 25: 31–46).
20
Богданов К.А. Игра в жмурки: сюжет, контекст, метафора.
Психология помогает людям мирно сосуществовать, терпеть своего ближнего. Христианство ставит перед собой принципиально иную задачу – научить людей не просто терпеть, а любить друг друга. При этом христианство смотрит в корень проблемы, объясняя саму причину нашего одиночества. Тайна нашего одиночества уходит корнями в другую тайну – тайну образа Божия в человеке.
Стыдно, когда видно
Вот как в Библии говорится о творении человека: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1: 26–27). Мы будем еще не раз возвращаться к этому тексту. Что это за «образ Божий», который в нас заключен? Святые отцы обычно в этой связи перечисляют ряд черт, которые свойственны и Богу, и человеку, – разум, способность к творчеству, свобода опять же. Но у понятия «образ Божий» есть еще один важный аспект. Мы, христиане, верим в то, что Бог – это не одна личность, а три – Отец, Сын и Святой Дух, но при этом три Божественных Лица имеют единую природу, единое существо. Это значит, что и в человеческой природе должно найти Свое отображение не какое-то одно Лицо, а все три – Святая Троица. И мы действительно находим у святых такое учение, вот например: «Все естество, простирающееся от первых людей до последних, есть единый некий образ Сущего» [21] . Оказывается, что человек – это уникальное создание, мы отображаем сам принцип существования Бога: с одной стороны, множество разумных личностей, а с другой – единство природы. То есть на самом деле все множество людей – это одно существо, один гигантский организм.
21
Святитель
Да, на словах-то все выходит достаточно гладко, а на деле не очень. Кто из нас может на полном серьезе сказать, что он реально ощущает свое единство со всем человечеством, прямо с каждым из людей? Не только с живыми, но и с мертвыми. Пожалуй, кроме каких-нибудь экзальтированных дамочек из движения New age, никто. А почему так? Святитель Василий Великий дает нам исчерпывающее объяснение: «Грех рассек естество» [22] – первоначальное единство было нарушено.
То, о чем я говорю, кажется странным и неправдоподобным, но все это очень наглядно отражено в библейском рассказе о первых людях. Как только Адам впервые видит свою жену, он чувствует с ней теснейшую связь: «Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей… Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут (два) одна плоть» (Быт. 2:23–24). То есть Адам как бы говорит: «Я не знаю, как это объяснить, но это прям вот я… только в другом теле, мы – одно целое». Но проходит совсем немного времени, совершается грех, и вот уже Адам с женой оправдываются перед Богом. И тут Адам начинает говорить совсем другие вещи: «Это не я, это она! Теперь каждый сам за себя, есть я, я хороший, и есть она, она накосячила».
22
Святитель Василий Великий. Подвижнические уставы. XVIII. Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1902. Т. 5. С. 361.
Это очевидное свидетельство раскола в нашей природе, но в тех же главах Книги Бытия есть еще скрытые подтверждения сказанного, которые нуждаются в пояснении. Так, во 2-й главе говорится, что до грехопадения люди «были наги… и не стыдились» (Быт. 2: 25), а сразу же после грехопадения происходит загадочная вещь: «Открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3: 7). Что все это значит? У святых отцов есть странное и как будто не очень внятное толкование на это место, мол, до грехопадения люди были покрыты Божественной благодатью, поэтому не осознавали своей наготы [23] , а после того как они согрешили, благодать от них отлетела, и люди такие: «Ох, ничего себе! Так вот что было под благодатью! Какой ужас! Как же стыдно». Я, конечно, не хочу спорить со святыми, но меня такое объяснение как-то не убеждает. Мне кажется, здесь говорится вот о чем. Когда мы чувствуем стыд и смущение из-за собственной наготы? Мы же спокойно принимаем душ и переодеваемся. Нам становится стыдно и неловко только тогда, когда по какой-то причине нашу наготу видит чужой человек. Вот о чем это место! В момент грехопадения Адам и Ева осознали, что сейчас на каждого из них, на их наготу, пялится кто-то посторонний. Они почувствовали, что стали друг для друга абсолютно чужими людьми. Так грех сделал первых людей одинокими.
23
См., например: Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Книгу Бытия. XVI, 126,131. СПб., 1898. Т. 1. С. 127–134.
Кстати, а вы обратили внимание на то, что со страхом одиночества происходит примерно то же, что и со страхом потери свободы? У каждого из этих страхов есть оборотная сторона. Мы боимся потерять свободу, но в то же самое время боимся и самой свободы. Вот и тут мы, с одной стороны, боимся одиночества, но с другой – мы так же сильно боимся вмешательства в нашу жизнь чужаков. Как говорилось еще в самом начале, страх – это защитная функция нашей души, ее цепной пес, но после грехопадения этот пес стал немного бешеным, теперь он без разбора кусает все, что движется. Страх разделяет людей, заставляя нас строить высокие заборы, отгораживаясь от чужаков, что лишь усиливает наше одиночество. Такой вот парадокс.
Материк и острова
Теперь попробую пояснить все вышесказанное примерами. Представьте себе некий материк или большой остров. Вдруг происходит землетрясение, и материк распадается на множество островков – вот что произошло с человечеством. Но при всем этом если найти на дне океана большую пробку, вытащить ее и спустить всю воду (да, я примерно так представляю себе устройство океана), то мы увидим, что все островки имеют общую основу, общее дно, которое не было видно под водой. Островки – это мы, а вода – это грех, который нас разделяет.
Тут можно вспомнить еще один образ, с которого начинается сказка Г. X. Андерсена «Снежная королева». До грехопадения человечество было большим зеркалом, отражавшим Божественный Лик, но потом злые тролли его разбили. Теперь каждый человек – это отдельный осколок, но мы все еще способны отражать этот небесный Лик, каждый из нас, даже по отдельности, по-прежнему является образом Божиим.
Конец ознакомительного фрагмента.