Страх высоты. Через лабиринт. Три дня в Дагезане. Остановка
Шрифт:
— Слушаюсь. — Козельский встал.
…Телеграмму действительно принес Кравчук. Он вошел в кабинет Мазина энергично, но не шумно, как привык, наверно, ходить по тайге. Мазин сразу заметил на его лице то, чего не видел вчера, — улыбку.
— Я вам говорил… — начал геолог еще с порога. Улыбка у него тоже была диковатой, борода двигалась вверх-вниз. — Я ж говорил, Бориса вы зря. — И он выложил телеграмму на стол, как кладут козырного туза.
Мазину потребовалась немалая выдержка, чтобы скрыть изумление.
— Когда пришла телеграмма?
— Вчера. После
— А почему ее принес не Семенистый?
— Зачем? Я сказал, иду к вам. Он на работу пошел.
— Ясно, — кивнул Мазин, хотя в тот момент ему почти ничего не было ясно.
Козельский выпрыгнул из бежевой "Волги" у недавно построенного ателье. За большими зеркальными стеклами стояли на полках телевизоры и радиоприемники, а над входом нависал модный бетонный козырек. Девушка-приемщица тоже оказалась модной — с начесом над подкрашенным личиком.
— Мне бы Семенистого…
Приемщица покрутила авторучкой. Потом повернулась куда-то в глубь ателье:
— Ль-о-ня! Тут товарищ Эдика спрашивает.
На голос ее вышел здоровенный парень с тонкими усиками, в рабочем фартуке:
— А вам он зачем?
И окинул Козельского подозрительным, изучающим взглядом.
— По личному делу.
— По личному? — выговорил парень недоверчиво. — Нету его. — И глянул на девушку: — Ты что? Не знаешь?
Она передернула худыми плечиками.
— А где же он? — спросил Козельский.
— Отпуск вроде взял.
— Как отпуск?
— Да так. Отпуск. Полагается человеку — вот и взял.
Парень решил, что сказано достаточно, и повернулся к Козельскому спиной.
Вадим пошел к заведующему. Тот оказался маленьким, краснощеким и усатым. "Ежели и жулик, то по мелочам", — подумал лейтенант, когда увидел, как внимательно разглядывает "зав" его удостоверение.
— Так я и знал, так я и знал, что все это неспроста.
— Что именно неспроста?
— А что бы вы подумали, если б ваш работник вчера спокойно работал, а сегодня пришел и говорит: "Рассчитайте меня немедленно". Что бы вы подумали?
— У нас так не бывает.
— Да, да. Я понимаю. У вас порядок и дисциплина. Вы же почти военные люди. А вы бы поработали с такой публикой! Все от наших нехваток, товарищ офицер. Того нет, этого нет. А у предприимчивых людей есть. Появляются соблазны.
— Извините, мне нужны факты. Выходит, вы рассчитали Семенистого?
— Ни в коем случае. Как это так! Я спросил: "Почему ты так решил?" А он сказал, что у него заболела мама и ей нужен уход. Он, правда, совсем не похож на заботливого сына, но людей не всегда правильно понимаешь. И я сказал: "Бери отпуск на две недели, поезжай, узнай все как следует, тогда и решай. Если нужно, получишь расчет, а так зачем тебе терять хорошую работу?" Я, знаете, товарищ офицер, всегда забочусь о молодежи, потому что очень легко сбиться с пути в вашем возрасте…
— Где живет его мать? — прервал Вадим.
— Виноват, не знаю. Где-то неподалеку тут. Он часто ездил к ней на воскресенье. Хотя, одну минуточку… Аллочка!
На пороге появилась приемщица.
— Аллочка,
Аллочка посмотрела на заведующего неприветливо:
— В Красном Хуторе.
Из автомата Козельский позвонил Мазину.
— Ну вот, Вадим, мы и квиты. Не все же мне вас удивлять. До Красного Хутора четырнадцать километров. Вы успеете туда до вечера, а пока заскочим вместе к Кравчуку. Я сейчас спускаюсь.
Козельский сел в машину и с места разогнал ее до разрешенной скорости. Мазин ждал на углу.
На Магистральную они выскочили еще засветло. Мазин положил руку на плечо Вадима:
— Остановитесь здесь и посидите в машине.
Кравчук ходил по тесной для него комнате и рубил свои короткие фразы:
— С утра ни слова. Вдруг появляется — и нате вам: "Мать заболела, уезжаю. Немедленно." Дает деньги, долг за полмесяца. Вещи заворачивает в простыню. И с узлом и чемоданчиком — в такси. Будьте здоровы, живите богато! Я в дурацком положении. Жена ждет. Отпуск идет. А мне не на кого оставить квартиру.
— А пальто Стояновского он взял из чистки?
— Нет, не приносил.
— Вопросов больше нет, извините за беспокойство.
— Будьте здоровы.
— Да… Вот еще. У вас есть во дворе телефон?
— Есть.
— Покажите, пожалуйста.
Они вышли вместе. Телефон оказался как раз там, где стояла "Волга". Козельский оглядел геолога.
— Все, как я и предполагал, — сказал Мазин, садясь в машину. Потом добавил: — Уехал, забрав вещи. Никакого пальто не заносил. Забросьте меня в Управление и поезжайте в Красный Хутор.
Козельский ничего больше не спрашивал. Он видел, что Мазину не до вопросов. Молча они обгоняли автомобили на темнеющих улицах. Только у самого Управления Мазин повернулся к лейтенанту.
— Вадим, я ведь говорил вам, что наша вторая версия может оказаться не самой последней? Но я не думал, что их окажется столько сразу.
И, уже выйдя на тротуар, пожелал:
— Ни пуха ни пера. И кланяйтесь больной маме… если только она действительно больна. Я буду ждать вас.
Выбравшись из города, Козельский повел машину ровнее и закурил на ходу, придерживая баранку левой рукой. Шоссе было широким и почти без поворотов. Впереди, на краю степи, первые ночные огоньки неярко выделялись на фоне не погасшего еще заката.
"Ну и денек! — Лейтенант перебирал последние события. — Телеграмма, исчезновение Семенистого, наконец, Кравчук. Даже шеф шутить перестал".
Красный Хутор оказался в балке. Не доезжая до четырнадцатого километра, Козельский прочитал название его на большом желтом указателе, поблескивающем в свете фар. Шоссе здесь переходило в улицу. Лейтенант цритормозил возле ближнего, крытого черепицей домика у колодца и узнал, где живет Семенистая.
Оказалось, рядом.
Выйдя из машины, Вадим вдохнул ароматный запах вечерней весенней степи, подправленный кизячным дымком, поднимающимся над крышами, и невольно расправил плечи, чтобы набрать побольше этого непривычного горожанину воздуха.