Страх звёзд
Шрифт:
– Вот херзац! – прорычал Насир. – Всё же в порядке было на диагностике!
Голова у Томаша наливалась свинцом.
– Что с кораблём?
– Компенсаторы работали на двадцать процентов!
Над приборной панелью расцвела голограмма «Припадка» – похожая на плывущую в невесомости топливную гильзу, – и замелькали, перемежаясь раздражёнными гудками, длинные колонки системной трассировки.
– Эти долбаные ремни меня чуть не задушили!
Томаш несколько раз моргнул и осмотрелся – в глазах
– Все живы?
– Вроде живы, – отозвалась Лада. – У меня ремни тоже с ума сошли.
– Идаам?
Джамиль ответил не сразу.
– Что, – выдавил он из себя, – что это было? Я едва сознание не потерял, всё потемнело в глазах, такого со мной никогда ещё не было, разве такое бывает вообще?
– Ещё и не такой херзац бывает!
– Значит, мы возвращаемся, да? Ведь корабль неисправен, он же совершенно явственно…
– Мы разбираемся, – сказал Томаш.
Он оттолкнулся от ложемента, и его, как архимедовой силой, понесло к потолку. Томаш улыбнулся – весь этот изнуряющий месяц на Бакаре он безумно скучал по невесомости. Даже голова перестала болеть.
Он поднялся к потолку и тут же нырнул, как дайвер, к приборной панели, над которой колдовал Насир.
– Вот елдыш! Ничего не понимаю! – чертыхался бакариец. – Компенсаторы не смогли выйти на максимальную мощность, и ложементам пришлось отдуваться.
– А гравы же не работают! – заскулил Джамиль. – Не включаются же гравы, почему вы не делаете ничего?
– Сначала нас из-за компенсаторов перегрузок чуть по полу не размазало, – сказал Томаш, – а теперь гравы вообще отрубились? Они там перегрелись, что ли? Насир?
– Смотрю, – буркнул бакариец.
Томаш качнул головой и вернулся в свой ложемент.
– Гравы, значит… – Насир с пафосом занёс над клавиатурой кисть, как будто собирался отбить барабанную дробь – начало симфонии древнего земного композитора, беда стучится в дверь. – Все готовы? Даю обратный отсчёт.
Под потолком забегали цифры.
– Что-то не так! – крикнул Джамиль. – Гравы переклинило!
Стены задрожали от нервно нарастающего гула, свет мигнул, и голограмма с обратным отчётом рассыпалась ворохом алых искр, как при сбоях в электрике.
– Накаркал, херзац тебя так!
– Нормально всё? – спросил Томаш.
– Адыр елдыш! Нормально, конечно! Разве сам не видишь? Могу вслух считать. Значит, как его там… Пять, четыре, три…
– Гравитация есть, – сказала Лада, глядя на приборы, – но что-то с ней…
Джамиль барахтался в ложементе, как младенец в люльке, в неловких попытках скинуть с себя путы. Наконец он изловчился, отстегнул ремни, и его тут же, как приливной волной, потянуло к потолку.
– Что это? Как это? Карам икраам! – закаркал идаам. – Помогите!
– Вот же елдыш! – Насир потёр
Джамиль задёргался, как припадочный, пытаясь ухватиться за подлокотник ложемента. Его тут же перевернуло вниз головой. Он взвизгнул и разразился отборнейшей бранью на бакарийском. Насир даже удивлённо присвистнул.
– Гравы всё ещё клинит, – меланхолично заметила Лада.
– Здесь вообще хоть что-то работает? – простонал Томаш. – Что с кораблём?
– Сейчас-сейчас. Итак! Три, два…
Рубка заходила ходуном, гул усилился, отдаваясь болью в ушах, и тут же смешался с тишиной. В следующую же секунду раздался истеричный вопль Джамиля.
– Наконец-то! – Томаш скинул с себя ремень.
Джамиль валялся на полу, обхватив голову и задрав на ложемент ноги.
– Живой?
Джамиль вместо ответа подёргал ногами.
– Всё, гравы работают. – Насир откинулся в ложементе. – Но что за елдыш был – неясно. Запустил диагностику, разбираемся. С такими гравами мы, конечно, далеко не уйдём!
Голографический экран заработал, и над приборной панелью загорелась сотканная из тонких нитей модель корабля – как будто выеденная изнутри оболочка, – которая плыла в пустоту над фиолетовым серпом Бакара.
– Встань на орбиту повыше, – сказал Томаш. – Давай сразу на пояс Хулуда.
– Не вопрос, аотар.
– Чёрт! – процедил сквозь зубы Томаш. – Смешно будет, если придётся возвращаться! С нами после такого никто дела иметь не будет! Твою мать! Что происходит? Всё же нормально было с кораблём!
– Слушайте, мне кажется, что в такой ситуации просто опасно, просто неразумно куда-то лететь!
Джамиль наконец поднялся и стоял, покачиваясь, прижимая ладонь к пунцовой шишке на затылке.
– Сейчас не до вас, идаам! – отмахнулся Томаш.
Лада вылезла из ложемента. Лоб у неё покрылся испариной, а серые, почти бесцветные глаза лихорадочно горели.
– Ты как? – спросил Томаш.
– Лучше не бывает. Что с кораблём?
Голограмма тарки скользила над приборной панелью, переливаясь, как дым из мазина.
– Елдыш его знает! Разбираемся!
– Ага, – кивнула Лада. – Как хорошо, что у нас есть компетентный техник! Правда, Томаш?
– Я думаю, – проскрипел Джамиль, – нет, я просто уверен, что в такой ситуации мы не можем себе позволить продолжать миссию, не можем так безрассудно рисковать жизнями, иначе мы…
– Помолчите, идаам, вам сейчас вредно разговаривать! – перебил его Томаш. – Лада, отведи нашего гостя в медпункт.
– В какой ещё медпункт?
Томаш, не глядя, показал куда-то рукой.