Страх
Шрифт:
– Все сначала?
– Именно, – вздохнул Серебровский.
– Я, товарищ Данилов, на Северной Земле руковожу целым рядом объектов нашего ведомства.
– Если не секрет, какими? – Данилов удобнее устроился в кресле.
– Не секрет. Радиостанции, зимовки, гидрометеослужба, маяки, фактории. Работаем, помогаем фронту «мягким золотом»…
– Не понял?
– Дорогим мехом. Даем погоду нашим морякам и летчикам, ну и Крайний Север от фашиста охраняем. Несколько раз уже атаки немецких рейдеров отбивали. Потрепали фашистов как могли.
Любимов расстегнул карман кителя, вынул пачку квитанций, положил перед Даниловым:
– Все куплено на законном основании, на госфактории. Покупки такого рода разрешены нам распоряжением Главсевморпути от 12 июня 1936 года.
Данилов взял квитанции, просмотрел. «Ничего себе, богато подкупил Любимов «мягкого золота».
– Солидно, – усмехнулся Данилов.
– Жене, матери, сестре. Всем на воротники и шубы.
– А что же вас привело к нам?
– Три дня назад ко мне позвонил наш дворник. С ним вошли двое работников МУРа, капитан Лялин и лейтенант Евдокимов, предъявили ордер на обыск, изъяли мех. Я им пытался объяснить, что он приобретен законным путем. Они тогда выписали мне повестку и сказали, что на Петровке разберутся.
– Они забрали мех? – Нехорошо стало на душе у Данилова.
– Да.
– Телефон оставили?
– Нет. Только повестку.
– Вы их удостоверения видели?
– Конечно, даже фамилии записал.
– Володя, – повернулся Данилов к Муштакову.
Муштаков вышел и через несколько минут вернулся с Лялиным и Евдокимовым.
– Вы знаете этих людей? – спросил Данилов.
– Нет.
– Вы свободны, – повернулся Данилов к офицерам и, когда они вышли, достал из стола фотографию убитого: – Вам знаком этот человек?
– Это капитан Лялин, – уверенно ответил Любимов.
– А вы можете описать второго?
– Он уже это сделал, – вмешался Серебровский.
– Товарищ Любимов, – Данилов встал, – подождите, пожалуйста, в соседней комнате.
– Ну что? – спросил Муштаков, когда потерпевший вышел.
– Разгон, Володя, типичный разгон, – усмехнулся Серебровский. – Думаю, что они залепили несколько, только вот потерпевшие не заявляют.
– И никогда не заявят, – Муштаков хлопнул ладонью по столу, – они шли по наводке. К работникам ОРСов, торгашам, артельщикам.
– Значит, надо искать потерпевших. – Данилов запер дверь, достал из сейфа электроплитку. – Хотите чаю?
– Да какой уж здесь чай, Ваня. – Серебровский расстегнул китель и уселся на диван. – Какой чай. Того и гляди госбезопасность навалится.
– Володя, – попросил Данилов, – ты пригласи Лялина и Евдокимова. А я попрошу Муравьева оформить показания Любимова, а Самохин дворника допросит.
Через
– Ну вот что, ребята, – Данилов прихлебнул чая, – вы должны мне совершенно определенно сказать, где раздевались, оставляя документы без присмотра. Одиночные амурные походы я исключаю. Где вы могли раздеваться совместно?
– Баня, – неуверенно ответил Евдокимов.
– Отпадает, – перебил его Серебровский, – там вы у вещей вооруженный караул выставляете.
– В боксерской секции, товарищ полковник. – Лялин вскочил. – Мы же там раздеваемся.
– Так-так, – оживился Данилов, – ну-ка, давай по порядку. Вот вы пришли на тренировку…
– Мы снимаем одежду и запираем ее в шкафчики.
– Запираете, значит, – Данилов прищурился, – а кто в секции знает, что вы работники МУРа?
– Знают несколько человек.
– Кто именно?
– Тренер Василий Павлович Орлов, мой массажист Степаныч…
– Фамилия, – вмешался Серебровский.
– Огородников, – ответил Евдокимов, – Михаил Степанович.
– Еще кто? – Данилов закурил. – Ну, вспоминайте, вспоминайте.
– Борис Панкратов, чемпион Москвы, Олег Разуваев из пожарной охраны, Игорь Силин.
– Володя, – повернулся Данилов к Муштакову, – пробей эти фамилии, получи установочные данные. Когда у вас тренировка, ребята?
– Завтра в восемнадцать.
– Замечательно, вот завтра вместе и отправимся. А пока об этом молчок. Никто не должен ничего знать.
Муштаков с оперативниками ушли, а Серебровский остался.
– Ты мне чаю плесни, Ваня, – попросил он, – а пожрать что-нибудь есть?
– У тебя, Сережа, как у того солдата из анекдота: дайте огонька, вашего табачка покурить, а то так жрать хочется, что и переночевать не с кем.
– Жлоб ты, Данилов, – Серебровский потер ладонями лицо, – истинный бог, жлоб ты и жмот.
– Ладно уж, подъедим запасы.
Данилов достал из стола полбуханки хлеба и завернутый в тряпку шмат сала.
– Не может быть, – ахнул Серебровский, – а вдруг у тебя еще что-то есть? – Он щелкнул пальцем по шее.
– Найдем. Как же ты будешь пить с подчиненными?
– Пошел ты. – Серебровский заметно оживился, подошел к столу, потирая руки.
Данилов открыл сейф, вынул большую литровую флягу.
– Что там? – изумился Серебровский.
– Чача.
– Врешь!
– Сам сейчас увидишь.
– Где взял?
– Мишка Костров лежал в госпитале в Сухуми. Потом, как ты помнишь, был отпущен по ранению домой на пять суток. Он и приволок.
– Ну и сила воли у тебя! – ахнул Серебровский. – С тех пор не трогал?
– Сережа, сила воли здесь ни при чем. Тогда, помнишь, мы группу квартирных налетчиков Бусыгина брали?
– Помню.
– Я с Мишкой толком и переговорить не успел. Флягу эту сунул в сейф, а потом делами прикрыл. А вчера искал одну бумажку, и нате вам.
– Наливай, – крякнул Серебровский.