Страх
Шрифт:
В эту ночь Эдуард Васильевич не сомкнул глаз. Чего он только не передумал. В конце-концов решил показать видеокассету Татьяничевой. Пусть она решает, что с ней делать.
Прежде Калюжный никогда не видел Татьяничеву растерянной, а уж тем более плачущей. Никогда. А теперь, после просмотра ею записи видеокассеты, во все глаза смотрел на свою начальницу и не узнавал её. Лицо её было красным и несчастным, глаза испуганными, а по щекам катились самые натуральные слезы. Но ничего этого она, казалось, не замечала — настолько была потрясена увиденным и услышанным. После довольно
— Как же тебя угораздило в такое вляпаться? Ты ведь всегда был у нас таким осторожным,
— Так получилось, — развел руками Калюжный.
— «Так получилось»! — раздраженно проговорила Маргарита Львовна, приходя в себя, и так посмотрела на Эдуарда Васильевича, будто он был виновен в том, что только-что происходило на экране. — Ты лучше скажи, что нам со всем этим теперь делать?
— Вот, пришел посоветоваться.
От этих слов Калюжного кровь отхлынула от лица Татьяничевой, оно настолько побледнело, что стала заметна у правого виска синяя пульсирующая жилка.
— Посоветоваться он, видите ли, пришел! — ненавидяще проговорила Маргарита Львовна, — Скажи лучше, что не хочешь сам подставляться, а потому решил подставить меня. Угадала?
— Ну, зачем же вы так, — растерянно проговорил Калюжный, сознавая правоту слов Татьяничевой. Именно это и было побудительным, так сказать, мотивом. Слишком велико бремя отвественности, чтобы нести его одному. Очень даже велико.
— А-а! — пренебрежительно махнула на Эдуарда Васильевича заместитель прокурора. — Ты лучше скажи, что нам со всем этим делать? — Татьяничева указала на экран светящегося телевизора.
— Я сегодня всю ночь над этим думал.
— Ну и?
— А что тут придумаешь, — вздохнул Калюжный. — Что делать — ума не приложу.
— Мыслитель! — презрительно фыркнула Маргарита Львовна. — Ты хоть осознаешь, что этим ты подставил не только себя, но всех нас?
— Откуда же я знал, что там такое? Думал — запись прольет свет на убийство Устинова.
— Моли Бога, чтобы об этой кассете не узнали эти вот, — она вновь указала пальцем на телевизор. — А то от всех нас мокрого места не останется.
— Я понимаю, — кивнул Калюжный. — Не должны.
— Так ты считаешь, что Устинова убили именно из-за этой кассеты?
— Уверен.
— И что же ты намерен делать?
— Как скажите.
— Ишь ты! — нехорошо усмехнулась заместитель прокурора. — Хочешь спрятаться за спиной начальства?
Калюжный промолчал, так как понимал, что любой его ответ будет продиктован не в его пользу.
Татьяничева достала кассету из видеомагнитофона, повертела в руках, сказала решительно:
— Пойду, озадачу шефа. Пусть сам решает, что с ней, этой кассетой, делать.
Она вызвала Калюжного к себе уже в конце дня. С брезгливой миной придвинула ему лежавшую на столе кассету.
— Забирай.
Эдуард Васильевич взял со стола кассету, сунул её в карман. Спросил:
— И что же решили?
— Самое лучшее для всех нас — прочно забыть о том, что видели и слышали.
— Да, но что мне делать с кассетой?
— Положи пока в самый дальний угол сейфа. Надо выждать
— А как быть с жалобой Устиновой?
— Пиши заключение о несостоятельности доводов заявительницы.
— Хорошо. — Калюжный встал и вышел из кабинета.
«Вот все и разрешилось само-собой», — подумал он. Но облегчения не было. Интуитивно он чувствовал, что этим все не кончится. Очень даже не кончится.
Глава третья: Говоров. Мы странно встретились.
Решил сходить на рынок и закупить продуктов — не все же быть в нахлебниках у четы Шиловых. И на улице Гоголя нос к носу столкнулся с Таней. Те из читателей, кто знаком с романом автора «Вызов смерти» наверняка помнят эту лихую наездницу, укротительницу современных стальных «мустангов», ставшую свидетельницой моей безвременной «кончины». Вернувшись из Москвы, я хотел было ей позвонить, но, подумав, решил этого не делать. Зачем волновать сердце и туманить головку юной амазонке разного рода глупостями. Пусть все остается на своих местах. Это, как в том анекдоте: «Умерла, так умерла». Вот именно. И вот, нежданная встреча. Но я никак не предполагал, что она из довольно симпатичного, но все же утенка, за эти полтора года превратиться в такого прекрасного лебедя.
Она взглянула на меня. Побелела лицом. Зрачки глаз расширились от ужаса. Громко вскрикнула и лишилась чувств. Я едва успел подхватить её на руки. Огляделся в поисках скамейки или что-то в этом роде, но ничего не было. Тогда я отнес девушку и положил прямо на газон. Одета она была в джинсовую куртку и короткую джинсовую же юбку, Возле нас начала быстро образовываться толпа.
«Что с ней?» — спрашивали одни.
«Вы разве не видите? Девушке плохо». — отвечали другие.
«Надо вызвать скорую помощь», — предлагали третьи.
— Никого вызывать не нужно, — сказал я. — Это обыкновенный обморок. Сейчас все пройдет. — Заметив в руках одного парня бутылку «Карачинской», попросил: — Вы разарешите?
— Да-да, пожалуйста, — он протянул мне бутылку.
Я открутил пробку и, набрав в рот минералки, прыснул ею в лицо Тани. Она вздрогнула, открыла глаза и, глядя на меня со священным ужасом, чуть слышно прошептала:
— Кто вы?!
— Вот те раз! — воскликнул я и ненатурально рассмеялся. Нервы у меня были тоже на пределе. Никак не предполагал, что эта встреча так на меня подействует. Руки буквально ходили ходуном, во рту пересохло. — Нехорошо, Танюша, не узнавать старых друзей!
— Нет-нет, — замотала она головой, — этого не может быть. Я ведь сама видела, как вас…
Она не в силах была произнести последнее страшное слово. Я решил ей помочь.
— Убили?
— Да, — кивнула она.
— Видишь ли, Таня, это была лишь инсценировка моего убийства.
— Как инсценировка?! — В глазах её появился первый проблеск надежды, что все это ей не сниться и что я не фантом, а реальный Андрей Говоров. — Зачем?
— Это долго объяснять.
— И все же? — она села и выжидательно с вызовом глянула на меня. Теперь я в ней узнал прежнюю «наездницу».