Страх
Шрифт:
Алевтина Федоровна держалась мужественно. Факты, перечисленные в докладе комиссии, правильные, но оценка их неверна. Аргументы Алевтины Федоровны были приблизительно те же, что и у Нины на проверочной комиссии, но, подкрепленные цитатами из соответствующих партийных и правительственных постановлений, звучали более веско. Алевтина Федоровна в жестких выражениях обвинила Тусю Наседкину в склоках, кляузах, невежестве.
Следующему дали слово Василию Петровичу Юферову. Тот упрекнул дирекцию школы в недостаточной чуткости к комсомольцам, подписавшим заявление.
Ровный голос Юферова действовал усыпляюще, один из членов комиссии партийного контроля, сделав вид, что поглаживает усы, проглотил зевок, Юферов, заметив это, заторопился, попросил учесть, что ведет занятия в этой школе по совместительству, а основная его работа в научно-исследовательском институте.
Нина сухо и коротко объявила, что с выводами комиссии не согласна и считает доводы Алевтины Федоровны убедительными.
Яков Иванович пролепетал, что шофер не знал дороги и ему, Якову Ивановичу, пришлось сидеть в кабине, а ребята были в кузове и привязали бюст. Он бы не позволил, но так вот получилось.
Лаборант Костя Шалаев когда-то окончил эту школу, парень ограниченный, но аккуратный, из простой семьи, Алевтина Федоровна к нему благоволила, оставила в школе при химической лаборатории с расчетом, что года через два он поступит в химический институт. Но Костя обзавелся семьей, в институт поступать не стал, так и остался лаборантом. Костя просил учесть, что он молодой коммунист, еще только кандидат, не выработалась у него партийная закалка, он просит учесть его неопытность, рабочее происхождение и обещание исправиться.
– Какие будут вопросы? – спросил председатель.
– Алевтина Федоровна, – послышался голос из угла, где в той же позе, закинув ногу на ногу и положив локоть на подоконник, сидел смазливый молодой человек, – вам знаком Павел Павлович Устинов?
– Да.
– Расскажите поподробней, пожалуйста.
– Какое это имеет отношение к разбираемому вопросу? – спросила Алевтина Федоровна.
Председатель поднял голову:
– Товарищ Смирнова, вы на заседании комиссии партконтроля, извольте отвечать на все вопросы.
– С 1921 по 1927 год мы работали вместе в Наркомпросе РСФСР.
– А потом? – спросил смазливый.
– Потом меня перевели в школу, а он был назначен в какую-то область заведующим областным отделом народного образования.
– Вам известно, что он арестован как враг народа?
После некоторой паузы она ответила:
– Да.
– От кого?
– Об этом писала «Правда».
– Так. А Григория Семеновича Гинзбурга вы знали?
– Знала. Он тоже работал в Наркомпросе РСФСР, потом в Московском отделе народного
– Вам известно, что он арестован как враг народа?
– Да.
– От кого?
– Он – работник МОНО, о его аресте знают все московские педагоги.
– Вы поддерживали с ним связь?
– Нет, личных связей не поддерживала. Встречались по служебным делам, на семинарах, съездах.
И так одного за другим он назвал человек десять репрессированных работников народного образования, знакомых Алевтины Федоровны.
Нине стало ясно: этот смазливый из Органов, Алевтине Федоровне «шьют» дело, и она обречена. И все они обречены, Нина – первая, она защищала Алевтину Федоровну… Тюрьма? За что?
И тут же, будто угадав ее мысли, смазливый сказал:
– У меня вопрос к Ивановой. Товарищ Иванова, вы окончили педагогический институт. Весь ваш выпуск выехал на периферию. Как вам удалось остаться в Москве и вернуться в ту же школу, которую вы окончили?
Правду! Она должна говорить только правду! Ни слова лжи, никаких уверток. Но от волнения она не сразу справилась со своим голосом и первую фразу повторила дважды.
– Дело в том, – сказала Нина, – что у меня в Москве квартира и на моем иждивении тогда была маленькая сестра. У нас с ней нет ни отца, ни матери. Я объяснила это в институте при распределении. Мне ответили, что если принесу ходатайство какой-нибудь московской школы, то меня туда направят. Такое ходатайство мне дала Алевтина Федоровна.
– Значит, вас направили в школу по ее просьбе?
– Да.
– И рекомендацию в партию тоже она вам дала?
– Да.
– А вторую рекомендацию?
– Иван Григорьевич Будягин.
– Бывший замнаркома?
– Да.
– Вам известно, что он арестован как враг народа?
– Да.
– Как вы познакомились?
– Его дочь училась в нашей школе, в нашем классе.
– Вы с ней встречаетесь?
– Нет. Как только я узнала, что ее отец арестован, я с ней перестала видеться и разговаривать.
– Вы доложили в свою парторганизацию, что ваш рекомендатель арестован как враг народа?
– Нет.
– Почему?
– Я не знала, что об этом надо докладывать. Его рекомендация есть в моем личном деле.
На круглом мордовском лице Алевтины Федоровны не дрогнул ни один мускул. Краем глаза Нина увидела это и успокоилась.
– А кто еще из ваших друзей арестован?
Нина пожала плечами:
– Не знаю. Вроде никто…
– Вы это утверждаете?
Нина опять пожала плечами.
– Что же вы молчите?
– Я не знаю, о ком вы говорите?
– Я говорю о вашем товарище Александре Павловиче Панкратове.
– Панкратове? Мы с ним тоже учились в одном классе… С тех пор прошло уже десять лет.
– И с тех пор не встречались?
– Встречались. Мы жили в одном доме. Но он уже три года как арестован и выслан из Москвы.
– Как вы отнеслись к его аресту?
– Никак. Я ведь не знала тогда и не знаю сейчас, за что он арестован!
– Вы ходатайствовали о его освобождении?