Страхи мудреца. Книга 1
Шрифт:
Это был вежливый намек на то, что я думал на самом деле, что винтийцы суеверны до идиотизма.
Маэр медленно прикрыл глаза, лицо его сделалось жестким.
— Хорошо, — сказал он. — Сделайте же что-нибудь магическое, если вы тот, за кого себя выдаете.
— Я еще не арканист, я еще только учусь, ваша светлость. Но, если вам хочется увидеть пример использования магии…
Я окинул взглядом три лампы, висящие на стенах, смочил пальцы слюной, сосредоточился и затушил фитилек
В комнате сделалось темно, я услышал, как ахнул от неожиданности маэр. Я достал свое серебряное кольцо, и через некоторое время оно засветилось серебристо-голубым светом. Мои руки похолодели — у меня ведь не было других источников тепла, кроме моего собственного тела.
— Хорошо, меня это устраивает, — сказал маэр. Если он и был напуган, по голосу это не чувствовалось.
Я пересек комнату и отворил ставни на окнах. В комнату хлынул солнечный свет. До нас долетел аромат цветов селаса, донеслись птичьи трели.
— Я лично всегда находил, что свежий воздух целителен для любых невзгод, что терзают тело, хотя многие со мной не согласны, — улыбнулся я.
Он не улыбнулся в ответ.
— Да-да. Вы очень умны. Ступайте сюда, сядьте.
Я вернулся к кровати и сел на стул рядом с ней.
— А теперь объяснитесь.
— Я сказал Кавдикусу, что составляю собрание историй о знатных семействах, — начал я. — Это удобный предлог: это заодно объясняет, отчего я столько времени провожу в вашем обществе.
Лицо маэра осталось угрюмым. Я заметил, как боль затмила его взгляд, подобно облаку, набежавшему на солнце.
— Лишнее доказательство того, что вы искусный лжец, вряд ли поможет вам завоевать мое доверие.
Внутри у меня все похолодело. Я рассчитывал, что маэр охотнее выслушает мое разоблачение…
— И тем не менее, ваша светлость: ему я солгал, а вам говорю правду. Поскольку он счел меня всего лишь праздным молодым аристократом, он позволил мне присутствовать при том, как он готовил ваше лекарство.
Я протянул ему пузырек с янтарной жидкостью. Солнце радугой заиграло на стеклянных гранях.
Алверон остался неподвижен. Его взгляд, обычно ясный, туманился от боли и смятения.
— Я требую доказательств, а вы потчуете меня сказками! Кавдикус верно служил мне целых десять лет. И тем не менее я поразмыслю над тем, что вы сказали.
Судя по его тону, размышлять он собирался недолго и немилостиво. Он протянул руку за пузырьком.
Я ощутил, как во мне вспыхнул огонек гнева. Это помогло растопить ледяной страх, скрутивший меня изнутри.
— Ваша светлость желает доказательств?
— Я желаю выпить лекарство! — рявкнул он. — И уснуть, наконец. Будьте любезны…
—
— Да как вы смеете меня перебивать?! — гневно вскричал Алверон и попытался сесть в кровати. — Вы заходите чересчур далеко! Убирайтесь немедленно, и тогда я, возможно, еще подумаю о том, чтобы воспользоваться вашими услугами!
Его трясло от ярости, рука по-прежнему тянулась за пузырьком.
Повисла пауза. Я протянул ему пузырек, но, прежде чем он успел его схватить, я сказал:
— Вас недавно рвало. Чем-то молочно-белым.
Напряжение в спальне нарастало, но услышав то, что я сказал, маэр застыл.
— Вам кажется, что язык у вас опух и сделался тяжелым. Вы чувствуете сухость во рту и какой-то странный, резкий вкус. Вас тянет на сладкое, на сахар. Вы просыпаетесь по ночам и обнаруживаете, что не можете двигаться, не можете произнести ни звука. У вас бывают приступы слабости, вас мучают колики и приливы паники.
По мере того, как я говорил, рука маэра мало-помалу отодвигалась все дальше от пузырька. Лицо его уже не было яростным и гневным. Взгляд сделался растерянным, почти напуганным, но зато вновь стал ясным, как если бы страх пробудил некую внутреннюю осторожность.
— Это сказал вам Кавдикус, — предположил маэр, но голос его звучал неуверенно.
— Неужто Кавдикус стал бы обсуждать подробности вашей болезни с посторонним? — осведомился я. — Я опасаюсь за вашу жизнь, ваша светлость. И если мне придется нарушить приличия ради того, чтобы вас спасти, я это сделаю. Дайте мне две минуты на то, чтобы высказаться, и вы получите доказательства!
Алверон медленно кивнул.
— Я не стану утверждать, будто знаю, что именно входит в него, — я указал на пузырек. — Но основное, что вас отравляет, — это свинец. Это объясняет и слабость, и боль в мышцах и внутренностях. И рвоту, и паралич.
— Паралича у меня нет.
— Хм… — я окинул его критическим взглядом. — Это хорошо. Но тут ведь не только свинец. Я так понимаю, что там еще изрядная доза офалума, который сам по себе не яд.
— А что же это тогда?
— Ну, скорее лекарство, точнее, наркотик.
— Так что же это тогда? — бросил он. — Отрава или лекарство?
— Вы, ваша светлость, когда-нибудь принимали лауданум?
— Да, как-то раз, когда был моложе, чтобы уснуть со сломанной ногой.
— Так вот, офалум обладает похожим действием, но его обычно избегают применять, потому что он вызывает очень сильное привыкание.
Я помолчал.
— Его добывают из смолы деннера.
Услышав это, маэр побледнел, и глаза его сделались совершенно ясными. Про сладкоедов знали все.