Страна Арманьяк. Фаворит
Шрифт:
Руперт лилейно расплылся мордой, отвесил мне глубокий поклон и, хитренько улыбаясь, добавил:
— Ваше сиятельство, вы как всегда великолепно информированы, однако же к данным сведениям я могу добавить некоторые существенные детали. Оная дама давеча заложила у Вельзеров многие свои драгоценности, что весьма странно, при таком-то благоволении к ней его высочества...
— Это уже что-то... — буркнул я ему. — Продолжай...
А сам задумался. На самом деле, с какого такого перепуга дама заложила свои побрякушки? Она на полном пансионе при бретонском дворе, статус ее никто
— Что говорят о военной компании в Нормандии и Пуату? — вновь перебил я Лебо.
— Давеча граф Генгам обмолвился, что никак, — поспешил ответить Лебо. — Ни туда ни сюда. Половину захваченного франки уже отбили, а сейчас —затишье...
— Источник сведений?
— Дык раненых в городе полно, а им роток не закроешь... — ухмыльнулся Руперт. — К тому же портной оного графа захаживает к моей племяннице, вот и...
— Молодец. Дальше...
Ну что же, при небольшом допущении, можно предположить... Черт, неужели она заложила свои драгоценности, чтобы помочь герцогу? Вполне вероятно. Может, как-нибудь на этом сыграть?..
Ободренный похвалой, Руперт заливался соловьем, а я старался вычленить из этого потока сплетен хоть какие-то полезные сведения для себя. Вообще-то, какое мне дело, кого дрючит бастард — сын оной дамы де Веллекье от герцога Бретани?.. Хотя, все в кассу пойдет; может, и пригодится...
— ...и был принят оный кондотьер... — продолжил доклад Лебо. — На службу принят...
— Стоп! — услышав знакомый термин, остановил я Руперта. — Какой кондотьер?
— Дык, оный ломбардец же… — почтительно повторил Лебо. — Николя де Монфор. Прибыл давеча со своим отрядом. Обласкан самим дюком, ибо оный воин присутствовал при кончине Карла Смелого, прикрывая собой от вражеских пик его тело, а такоже доблестно отказал Луи, на предложение служить ему...
— Вот сука!!! Где он сейчас?! — не сдержав себя, в сердцах рявкнул я.
Руперт, перепуганный моей реакцией, шарахнулся в сторону и зачастил:
— Людей его поместили в казармы городской стражи, а сам ломбардец квартирует в доме купца Люсьена Бижона...
— Руперт... — я поймал его за шнуровку колета и притянул к себе, — о каждом шаге этого ломбардца я должен знать. О каждом, ты слышишь меня? Справишься — награжу. Ежели нет...
— Будет сделано, ваше сиятельство!!! — торжественно пообещал толстяк. — Даже в клозет без присмотра не отлучится. И это... — Лебо таинственно округлил глаза. — А может... того-этого... Есть надежные людишки. За сущую мелочь отправят его на небеса...
— Нет... — я отпустил его и вернулся в кресло, — никаких «того-этого»... Только слежка. Понял? Ни один волос с его башки не должен упасть.
Да-а... похоже, для меня становится доброй традицией случайно встречать своих врагов в Бретани. Ох как много вопросов накопилось к макароннику… Очень много. Вот же сука, и здесь хочет втереться в доверие. А вот хрен тебе...
— Ваше сиятельство...
—
Лебо немедленно вымелся из каюты, а Логан немедленно явился. Он по случаю прибытия в порт даже побрился, но все равно с разбитой скулой (прилетело булавой во время штурма посольской галеры) смотрелся довольно подозрительно.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов... — усмехнулся я. — Красавчик, ястри тя...
— Рожа как рожа, монсьор. — Тук невозмутимо пригладил ладонью замызганную полу колета и вопросительно уставился на меня: — Чего изволите, сир?
— Братец, мне надо, чтобы ты немедля отправился к Вельзеру, банкиру, и выяснил возможность...
Инструктаж много времени не занял: Логан кивнул, угрюмо выслушал рекомендацию переодеться, опять кивнул, на этот раз еще угрюмее, и испарился из каюты.
Так... первый шаг сделан, теперь надо побыстрее развязаться с сирийкой...
Додумать не смог, пригласили на торжественную мессу по случаю благополучного прибытия. Капеллан Бромель вновь рьяно взялся духовно окармливать личный состав, в том числе и меня, успев уже наложить на господина шаутбенахта легонькое покаяние за богохульные слова... Вот же стервец. Ну да ладно, с таким сейчас не шутят, отстою, благо служит он великолепно. Проникновенно и громко ревет псалмы, аки медведь весной…
Время пролетело быстро, и в назначенный час наш баркас пристал к берегу. Как и в прошлый раз, там дымились мангалы, суетились повара, а бдительные бодигарды в ламмилярах и чалмах, накрученных поверх шишаков, таращились по сторонам, выискивая опасности. Вот только теперь рядом с капуданом сидели еще двое мужчин, богато одетых по восточному обычаю, но без тюрбанов; их головы прикрывали цветные длинные платки наподобие тех, что в современности носят арабы. Родственники сирийки? Похоже, так и есть: один постарше, с длинной ухоженной бородой, второй совсем юный, только с намеком растительности на подбородке.
Земфира облачилась в наряд своей страны: глухое белое платье, сплошь шитое жемчугом и серебром, и прикрыла голову, вместе с с лицом, газовым покрывалом, прихваченном тяжелой золотой диадемой. Она все дорогу молчала и не выпускала мою руку, словно боялась потеряться. Да и выглядела — краше в гроб кладут… бледная словно снег. Не пойму, чего она так боится?
Капудан встретил меня как старого друга, широко раскинув руки, словно для объятий.
— Приветствую моего брата, почтенного и благородного эмира Жана, радости моей нет границ...
— Я тоже рад тебе, почтенный Хасан Абдурахман ибн Хоттаби... — тепло ответил я, приметив, что гости при виде Земфиры порывисто вскочили, потом так же быстро плюхнулись на подушки обратно.
Кидаться в объятия капудана я не стал. Невместно с басурманином обниматься. При всех моих добрых к нему чувствах, приходится соблюдать обычаи времени. Свои же люди не поймут вольностей. Как его люди, так и мои.
— Друг мой... — Хасан воспринял мой сдержанный поклон как должное, ответил тем же и показал на своих гостей: — Позволь представить тебе моего собрата по ремеслу, Гассана ибн Зульфикара...