Страна городов
Шрифт:
В пещере, освещенной зажженной от костра кем то из бандитов горящей веткой и бликами пламени того же костра, сбилась в кучу группа женщин и детей. Жмущиеся друг к другу, они испуганно смотрели на напавших на их мужчин и уничтоживших опору племени в считанные минуты.
— О, гля — бабы… растерянно пробормотал зек. Варан, слышь, иди сюда — тут бабы, и мелкие ихние, иди скорей!
Забрызганный кровью Варан одобрительно хлопнул подельника по плечу:
— Ништяк! Разберемся утром — чего куда…
— А может, того — сейчас… оприходуем, а? Че время терять?
— Можно и так, я че-то добрый нынче, гы-гы-гы! — захохотал человекозверь.
Толпа пьяных победой и кровью отморозков рванулась к женщинам и над рекой долго носились крики насилуемых
На оставленном берегу некоторое время был слышен шум и крики, постепенно затихающие с набором расстояния от пещеры. Юный рыбак из племени Бобра взял курс на северо-запад, где в необъятных лесостепях кочевало племя его матери — Сыновья Мамонта. Он греб, глотая слезы и клялся жестоко отомстить насильникам и грабителям неведомого племени, в один момент лишившим его всего, что составляло его жизнь — племени, отца и матери, теперь принадлежавшей другому человеку.
Захватчики «развлекались» до утра, попутно уничтожив дневной улов мужчин племени. Утром, выставив часовых, развалились в пещере спать. Женщины и дети, потихоньку покинув пещеру, не обнаружили на месте, где обычно складывался вечерний улов для последующей обработки — готовки пищи и сушки рыбы на зиму, ни единой рыбешки — голодные бандиты сожрали все. Мужчин похоронили по обычаю племени — положив на кучи хвороста и пустив по течению реки. А исполнением скорбных обрядов незаметно подошел вечер. Мужчинам племени, случайно оставшимся в живых — группа из пяти рыбаков вернулась вечером из богатого птицей затона, где ставила ловушки на перелетных осенних уток, ничего не оставалось, как подчиниться победителям.
Бандиты начали вливаться в первобытную жизнь. Порядки, соответственно, устанавливали тоже бандитские, предпочитая самим ничего не делать и сваливать работу на оставшихся в живых мужчин племени Бобра и оставшихся семерых «мужиков», безропотно прошагавших сюда путь от Забайкалья.
Если бы не отсутствие табака и водки — такая жизнь устраивала их как нельзя более. Быстро привыкнув к насекомым в одежде, однообразному питанию, они не собирались менять ничего в своей жизни.
Одновременно с «командой» Варана, почти параллельно ему, но только южнее начали свой путь на запад и Серей Платонов с Иваном Ереминым, тоже стремясь добраться до мест, где есть люди, знакомые с металлом, с цивилизацией, наконец. Для деятельного человека, какими они и были, смысл жизни состоит в том, что бы улучшить жизнь вокруг себя и окружающих, к каковой он и стремится в меру своих возможностей. Еремину с Платоновым повезло — они обосновавшись у реки вначале наладили свой быт и жизнь в лоне дико природы, насколько это было возможно, а потом их подобрал и доставил в Аркаим проходивший через эти места караван с берега Японского (будущего) моря. К предложению наладить производство металла и поделиться знаниями караванщик отнесся прохладно, но за помощь в работе, охрану от диких животных и уход за животными, взял друзей до Города Высокого Неба, как назывался Аркаим. Зиму друзья — Платонов с Ереминым по пути крепко сдружились, провели с караваном в родных местах караванщиков, а по весне неспешно направились в более цивилизованные места, на Урал.
Глава 24… Нет ничего нового под луной… или предки Тома
— А я ща Тома Сойера читаю.
— А чё он написал?
— Приключения Марка Твена, блин!!!
Наутро после возвращения я претворил свой план «лечения длинных языков». Была выбрана тропа, ведущая на возвышенность, где в нашем времени на острове стоял крест. У меня была мысль как следует замостить участок, очень уж хорошая аура там, и использовать его, к примеру для торжественных мероприятий всякого рода — племени уже пора приобретать свои традиции и ритуалы. Штрафники — Антон и Олень, вооружившись кирками и лопатами, молотками для обтесывания камней, отправились к месту трудового подвига.
Я поехал с очередной партией в сторону Золотого пляжа, где летом видели следы неизвестных, народ, оставшийся в лагере, занялся повседневными заботами. С собой я взял двоих гномов и пятерых новеньких для силового прикрытия. Так же с нами был, конечно, и Чака, проявляющий все больший интерес к рудознанию. Только оставшиеся новенькие получили, что то типа выходного для акклиматизации и приведения себя в порядок. Ими предполагалось заняться со следующего дня, когда оформятся в моей голове мысли о распределении групп в лагере, расстановка помощников, прочие оргвопросы. Прибывший народ шатался по поселку, в меру своего любопытства мешая и засовывая носы во все дырки. Старожилы в меру своей испорченности посылали их — кто пешим эротическим маршрутом, кто призывал в помощь духов и Всевышнего Творца, что бы те избавили от любознательных бездельников. В какой-то момент бездельники испарились с территории поселка, и этому в принципе, никто не придал значения. Все думали примерно так: «Славно, пошли к соседу, мне мешать не будут!».
Так и продолжалось до вечера, пока я не вернулся обратно. Приняв доклады — по необходимости, от старших групп, и разобравшись коротко с текучкой, обратил внимание на наших штрафников, скромно стоящих в сторонке от совещания — переминаясь с ноги на ногу, деятели явно хотели что-то то ли спросить, то ли сообщить. Про себя подумал — никакой пощады, пока не замостят хоть бы три метра. И объяснений слушать не буду. Антон, если не остановить его словесный понос, так как болеет словоблудием в тяжёлой форме, будет объяснять причины задержки до утра. Поманил парочку к себе.
— Ну, что?
— Ну, все.
— Что все?
— Дорога кончилась.
— Как кончилась?
— В смысле — построили.
Я опешил. Переспросил:
— Все, как я велел? Бордюры, канавки, между камнями не песок, а щебень?
— Даже щебня нет. Камень к камню.
— Пошли смотреть.
— Да мы с радостью. Только скажите сразу — мы прощены?
— Посмотрю — скажу.
Глазам моим предстала мощеная мостовая, примерно в метр шириной, с водоотводными канавами по бокам и линией круглых булыжников типа бордюров. Основу дорожки составляли камни неровной формы, плотно подогнанные друг к другу. Кое-где виднелись сколы, следы обработки для лучшего прилегания. Дорога поднималась до нагромождения каменных плит, где в наши дни стоял крест. В конце дороги была сделана даже маленькая площадка.
— Сами, говорите, сделали?
— Ну-у-у-у-у, нам немного помогли…
Ким понимал, что врать бесполезно — все само выплывет наружу.
— Тут болтались, эти, которые с нами пришли, ну, вот и…
— И совершенно, конечно, добровольно?
— Ну да….
— А что там, в сумке раздутой у Оленя болтается? Вываливай.
На траву просыпались всякого рода безделицы, которых было немало у первобытных. Это только Боярский в своей песенке поет, что у древнего человека: «Всё имущество своё — обрывок шкуры мамонта вокруг могучей талии, под мышкой каменный топор, а в руке — копье.» Кое что к перечисленному имелось — кремни, амулеты, каменные ножи отличной выделки… Я догадался, что воспользовавшись доверчивостью наших новых соплеменников, ушлые деятели провернули первую аферу каменного века. Дальнейшие расспросы прояснили ситуацию.