Страна городов
Шрифт:
Проинструктированный Учителем, Антон не особенно гнал людей и не пытался агитировать их за лучшую жизнь. Люди шли целый день. Доходили до пищи, оставленной на зажженном костре идущими впереди охотниками, обычно — бык или пара оленей, и устраивались на ночь и утро следующего дня. Иногда пищи хватало до ночи, но когда была обгрызена последняя кость, племя поднималось и шло к следующей указанной Антоном точке. И так изо дня в день. Наконец Ургху надоела эта монотонная ходьба в никуда. На привале, воспользовавшись беспечностью старейшины, он ухватил огромный мосол — берцовую кость крупного бизона с остатками мяса на ней, и был таков — ухнул в черноту неприветливого леса. Если бы он мог лучше выражать свои мысли, то возможно подбил бы на побег и еще кого — ни будь. Но возможности коммуникации у него были ограничены примерно в пределах двухсот слов. Поэтому беглец был один. Орда потери бойца не заметила, отнеся к нормам естественной убыли стада — ну, поужинал неосторожным ночной хищник — бывает. Антон почесал в затылке, для него побег «из под стражи» был событием хоть и неприятным, но не фатальным — никто его ругать за это не станет. Посокрушавшись, он велел продолжать двигаться по указанному ему маршруту. Без особых приключений орда достигла распадка, где планировалась каменоломня, и первым делом приступила к сооружению жилищ. Родственники впервые узнали о возможностях не только охоты стадом, но преимуществах коллективного труда. Сообща,
Что самое интересное — как-то так получилось, что питекантропы оказались невероятно способными к счету. Почему так — непонятно, но как только им объяснили десятичную систему сложения, они стали считать в уме, спокойно складывая, умножая и исполняя прочие действия с десяти, а то и двадцатизначными числами. Один из старейшин, с трудом расспрошенный мной впоследствии на эту тему, очень удивился.
— Ты же сам говорил, что десяток — это количество пальцев на руках, так?
— Так. А теперь — представь себе в уме эти совершенно конкретные числа, например, как количество камушков на глине, разложенные в порядке, десятками…. это же так просто…
Поможет мне Творец все это представить — но только при необходимости, сам я заниматься этим не желаю! Я и со счётами-то не дружу!!!
Так и стали потихоньку вживаться в наш союз люди, следа которых уже не должно бы быть с сотню тысяч лет. Последние реликты нижнего палеолита, на деле оказавшиеся не такими уж и реликтами. Как и неандертальцы, эти люди тонко чувствовали и понимали музыку. И в редкие визиты к ним того же Ромки, почти умоляли его сыграть что либо, застывая в немом восхищении. Посещение наших праздников с концертами стало для них тоже своего рода ритуалом, после того как удалось приобщить людей к основам гигиенических правил. А это приобщение дало результат в виде опять же низкой смертности детей. Палеоантропы не стали дожидаться «официального» отправления экспедиции за родственниками, отправленных мной с Кла и Мадой, а проявили инициативу — племя за одну только осень увеличилось на сотню мужчин и женщин, призванных отдельными гонцами в благодатные и безопасные места при озере Тургояк. Направленные на север, где кочевали редкие семьи питекантропов, старейшинами, археоантропы — посланники быстренько разъяснили сородичам, что есть на свете благодатное место, где не нужно рисковать жизнью, охотясь на сердитых мамонтов и носорогов, а можно получать вкусную еду и теплую одежду за сущую ерунду — перетаскивание и раскалывание камней, копание земли в охотку, где можно научиться интересным вещам, и поиграть в такие интересные игры с соседями, что вовсе не гоняются за тобой с дубиной, а помогают, чем могут.
Поздней осенью, довольный Маргх возвращался домой «на побывку» с острова Веры, — он гордо вез полученные за работу в кожевенной мастерской украшения, на боку его на хорошем ремне находился нож в собственноручно пошитых и украшенных ножнах. Мешок с деликатесами, которые в племени пока было маловато, — солидной порцией соли хорошей очистки, например, оттягивал приятно плечи. Он представлял себе радость матери и отца, визг сестренок и братишки, счастье родни при разделе подарков. На душе было легко и радостно. Вдруг с нижней ветви с шумом свалилось что-то мохнатое и вонючее. Ба! Да это дружок детства — Ургх, пропавший летом, когда орда откочевала на эти берега и перестала быть ордой, став частью нового могучего племени. Маргх не стал атаковать первым, он ждал реакции от Ургха. Стоящее на полу четвереньках перед Маргхом существо мало напоминало даже того Ургха, которого он знал по детским играм. Ургху его друг детства казался теперь существом из другого мира. Так и стояли — один, сжимающий толстый сук, заменивший сломанную дубину, другой — бронзовое кхукри великолепной островной выделки с удобной рукоятью из мамонтова бивня. Наконец Ургх решился нарушить молчание. В коротких словах — полувскриках — полурычании между ними пошел разговор. Ургх, которому изрядно надоело скитание по лесам в одиночестве, пытался присоединить к себе в качестве второго члена нарождающегося (как он думал) стада своего детского приятеля. Прыгая и вскрикивая, он приглашал соплеменника даже — небывалое дело — разделить с ним трапезу, соблазняя лежащим в кустах трехдневной свежести оленем, пугая жестокостями членов племени говорящих с Ужасом Леса. Получалось плохо. Примерно — как если бомж соблазнял бы приятеля, чудом вынырнувшего со дна жизни и не упустившего свой шанс, вернуться к мусорным бакам и вонючим подвалам, от чистой одежды, хорошего питания и заботы близких к полуголодному существованию и страху перед каждым проходящим мимо полицейским. Кончилось тем, что Маргх
— Хочешь жить человеком — приходи. Тебя не обидят. Не хочешь — уходи далеко совсем. Мы трогать не будем — съедят волки. Я все сказал.
Он развернулся и пошел не спеша к поселку своих родичей. Ургх немного постоял…. И поплелся по его следам. Антон, навещающий своих, как он выражался «крестников», довольно часто, и помогающий чем мог, немало удивился нашедшейся пропаже. Но что-то говорило ему, что читать нотации не стоит. Он просто кивнул женщине у общего очага, что бы путешественника покормили и объяснили порядки в поселке, и сам пошел домой — на остров. Ургх в тот день первый раз за последние времена с момента побега досыта поел и увалился спать в состоянии полной эйфории. На следующий день он уже с удовольствием крушил камни в карьере, и был немало удивлен, когда старшие позвали его к обеду, а вечером пришли соседи из племени кремней, и за просто так дали ему прекрасную одежду и вместе танцевали у костра под звуки неслыханных ранее инструментов.
Глава 48… По долинам и по взгорьям…
Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно.
День за днем ложились в серую ленту дороги. Пыль, выбиваемая ногами нашего каравана из земли, повисала в воздухе и скрипела на зубах песком. Мы для перевозки груза сделали себе небольшие двухколесные повозки, на которые можно было погрузить пять — шесть десятков килограммов. Вначале эти повозки тащили олени, но после нашего расставания с ними на берегу Миасса мы сами превратились во вьючных животных. Ребята ворчали, конечно, но крепились и шли вперед.
По дороге на горизонте виднелись небольшие укрепленные жилища — как одно, обнесенные крепким частоколом. Ближе к поселениям виднелись и поля с различными культурами. Чтобы не нервировать жителей поселков, я велел не приближаться к ним, и на ночлег отанавливались в чистом поле. Вожди рассказали, что поселков, по сравнению с прошлыми посещениями, стало больше. Заселяются самые удобные места. Диких животных же стало гораздо меньше — стада явно изменили пути миграций, на протяжении долгих лет, скольких именно — оставалось загадкой, обходя недружественные места. Если в наших краях проходили пути сезонной миграции оленей, мамонтов, носорогов, то в этой местности я такого обилия не замечал. Встречались табуны диких лошадей — явно предков домашней лошади, небольшие стада сайгаков, больше животных практически не было. Может быть, где-то в перелесках и таились крупные копытные — наша излюбленная добыча и дополнение к скудному походному рациону, но проверять времени не было. Мы перешли на еду, взятую с собой, упрямо стремились к центру, столице загадочной страны городов, около которой проходил сбор вождей.
Вожди по дороге охотно делились всем, что знали. По их словам, главный город, называвшийся у племен Городом Неба, располагался на холме. Там жили такие же, как они, люди, разговаривавшие на понятном языке. Управлялся город небольшой группой шаманов — жрецов Солнца и Луны. Власти административной, сколько-нибудь оформленной законодательно или опирающейся на военную силу, над окрестными племенами столица не имела, но «Знающие», так называли жрецов, имели непререкаемый духовный авторитет. И делом обязательным для вождей, собирающихся на совет, было посетить «Знающих» и выслушать их советы и наставления на будущее время. Дани или налогов с окрестных и дальних племен город не взымал. Однако — подношения жрецам и вождю делались в традиционном порядке. Опираясь на силу имевшихся в городе воинов — тут я впервые с некоторым удивлением узнал о существовании подобной прослойки среди жителей городов — воинской, «Знающие» могли забрать себе любой приглянувшийся предмет или изгнать того или иного вождя с Совета. Структура напоминала мне организационно совет вождей у объединений разных индейских племен Северной Америки, по времени — середины восемнадцатого столетия, пока пришедшие европейцы не разрушили этот, несомненно, полезный орган самоорганизации и зарождающейся государственности краснокожих.
Сам совет делился на три этапа, о них я знал и подготовился еще на острове.
Первым был Совет, проходящий на открытом месте, на холме у столба Совета, где можно было обсудить все вопросы, возникающие при общении племен. В совете традиционно принимали участие только вождь и шаман племени. Решающее слово принадлежало «Знающим» города, их вердикт не подлежал оспариванию. Вождя, решившего не исполнять такие рекомендации, ждало изгнание, вместе со всем племенем, с насиженных мест. Шансов противостоять у мятежного племени не было, как не было в племенах еще организованной военной силы. А в городе — была. Пусть это было в количестве тридцати — сорока человек, но вооруженное формирование, почти на постоянной основе. В основном эти люди занимались домашним хозяйством и ремеслами, но при необходимости брали оружие в руки. И это было хорошее оружие — из меди.
Вторым этапом, проходившим практически одновременно с первым, это был торг, проходивший по принципу «меняем все на все», но при сноровке, можно было выменять нужные вам вещи, сменяв многоступенчатым обменом свои. В цене были искусные украшения, посуда из крепкой глины, оружие, краски, производимые из растений и минералов, бивни мамонта, кожи цельные — как обработанные, так и слегка завяленные, шкурки пушных зверей, причем особо ценились шкуры пушного зверя — большие, крепкие, с прочным и плотным мехом. Так, к примеру, за соболя, пусть и самой лучшей выделки, мало что можно было поменять. Зато большая пусть и необработанная волчья шкура, особенно снятая с лапами и головой, ценилась высоко. Здесь заключались и «контракты», в наше время их назвали бы «фьючерсными» — на добычу следующего сезона, на поставку продуктов следующей охоты. Договаривающиеся стороны становились друг напротив друга, и ударяли по рукам, объявляя условия контракта. «Договор манципации [28] , почти в чистом виде», — подумал я, — «Не хватает только весов с медью, ну да этот недостаток легко исправить». Охотно брались готовые каменные орудия и «запасные части», типа наконечников колющего оружия. Несмотря на производство меди, каменные орудия хорошей выделки пользовались спросом. После совета все вожди посещали верхний город, место жрецов и старейшин, куда допускались строго по одному, для совета и получения аудиенции у старших знающих.
28
МАНЦИПАЦИЯ (лат. mancipatio, от manus — рука + captare — захватывать, завладевать; англ. mancipation) — в римском праве форма приобретения власти над вещами и людьми, торжественный договор покупки. Обряд совершался путем отвешивания специальным лицом кусков меди, заменявшей в древности монету и представлявшей покупную цену, и перехода продаваемой вещи в обладание покупателя в присутствии 5 свидетелей: приобретатель брал в руку предмет договора или клал на него руку и произносил торжественную фразу: «Я утверждаю, что этот предмет мой по квиритскому праву, он куплен за эту медь, взвешенную на этих весах», ударял куском меди по весам и передавал медь отчуждателю, который принимал ее. С введением чеканных денег куском меди лишь ударяли по весам. М. совершалась только между римскими гражданами или чужестранцами, имевшими право заключать торговые сделки, в отношении наиболее значительных вещей (res mancipi) и подвластных домовладыке лиц.