Страна Изумрудного солнца
Шрифт:
Он каждый день с тревогой подсчитывал тающие деньги, ожидая, когда Адела найдет для него работу. Его никуда не хотели брать, и от тоски он начал коллекционировать предлоги, под которыми ему отказывали – любопытная получилась коллекция. Был, правда, один выход: пойти в церковь Благоусердия, «отмолить» крамольную статью и получить справку. Адела без обиняков посоветовала так и сделать, но Клод не мог переломить себя. Слишком уж неловко было вспоминать то утро, когда Линда вытащила его из потасовки на Арбеонской площади. Пусть Клод постоянно мучился от сознания собственной мягкотелости – он все-таки был не настолько мягкотел, чтобы по второму разу вляпаться в такое. Когда он сказал об этом Аделе, та обозвала его «умником-засранцем, готовым ради своего маленького самолюбия утопить Валгру в дерьме». Он спросил, какая связь
Клод не понимал ее. Она убежала с вечеринки, чтобы найти его и извиниться, а теперь опять ведет себя как раньше. Даже еще хуже: иногда она начинала упрекать его, что он остался жив, в то время как «ее мальчики» погибли – словно это он виноват в том, что какому-то психу взбрело в голову отправить улей в тартарары! Он все больше разочаровывался в ней, но она обещала, что найдет для него работу, она утверждала, что для нее это пара пустяков, и Клод держался за нее, как за последний шанс.
Несколько раз к нему приходил друг Линды. Задавал множество вопросов – про улей, про Аделу, про других людей, которых Клод Хинби знал, и Клод выкладывал все, что помнил, хотя Адела просила его не говорить этому типу ни полслова. Это было его маленькое преступление против Аделы – и его тайна, потому что он в этом, естественно, не сознавался.
Клод был откровенен не потому, что побаивался этого хмурого жесткого парня. Он просто не мог врать ему: тот был такой же, как Линда, а Клод не так уж много встречал людей, которые свободны сами и легко переносят чужую свободу. Для Валгры это редкость. И что бы он там ни рассказывал насчет своих полномочий, никакой он не федеральный следователь, это у него на лбу написано. Возможно, космополовец.
В новом жилище Клода было окно, выходившее на территорию завода по утилизации промышленных отходов. Одна из причин, почему квартиры здесь стоили недорого – считалось, что это экологически опасное соседство. С высоты одиннадцатого этажа Клод мог любоваться металлическими куполами и усеченными конусами, соединенными темными перекладинами переходов. Сама эта геометрическая композиция была неподвижна, зато ее оживляли машины, постоянно сновавшие в поле зрения. Он даже сделал попытку устроиться туда на работу – все равно кем, лишь бы хоть немного платили, – но его, разумеется, не взяли. Да он не особенно и надеялся, поскольку в «Линобской ленте новостей» однажды промелькнуло сообщение о том, что дирекция завода заключила с местным отделением церкви Благоусердия соглашение о регулярном освящении производственных корпусов.
Дальше, за территорией завода, тянулось до горизонта обнаженное серое пространство – равнины.
Клод то торчал у окна, считая единицы транспорта, то, когда терминал просыпался, гулял по Сети, запрашивал данные о найме на работу и отправлял свое резюме. Раз в день он выходил наружу, обедал в небольшом автоматическом кафе и покупал что-нибудь съестное на вечер и на завтрак, а потом ехал к Аделе. И все его дни были похожи один на другой, но вот наконец забрезжил просвет: Адела сказала, что работа для него есть, только придется ему оторвать свою изнеженную задницу от кресла, от стула, от унитаза или на чем он там привык рассиживать, потому что работа эта связана с командировками.
Над Мигоном (если Мигон – это имя города, а не «город» на здешнем языке) сгущались болотно-зеленые сумерки. Близилось время очередной вылазки. Небольшое темное существо с гребнем вдоль спины скользнуло в комнату, положило в крайнюю выемку стола несколько листков шелковистой бумаги и проворно исчезло.
Тина уже успела привыкнуть к здешней мебели. Выражения «плоский, как стол» здесь бы не поняли. Здесь стандартная столешница представляла собой неровную поверхность с выемками разной величины и глубины, отлитую из материала, напоминающего янтарь. По-своему удобно: ничего не скатывается на пол. Писали здесь на подставках вроде пюпитров, украшенных инкрустациями из застывшего прозрачного лака с помещенными внутрь насекомыми или цветами. Спали в бассейнах с ароматизованной водой, на плавучих ложах – по крайней мере, так была устроена спальня у Тлемлелха, приютившего Тину.
Почему он ее приютил – особый разговор. Не потому, что питал необъяснимую симпатию к иным разумным
Общались они друг с другом, рисуя картинки: речевой аппарат расы Тлемлелха слишком отличался от человеческого. Тина каждый день получала стопку листков с самым настоящим комиксом, суть которого сводилась к тому, что надо убить одного субъекта. И не просто убить, а зверски убить. Схема населенного пункта, называемого Мигон, с подробным маршрутом от дома Тлемлелха до дома некоего Лиргисо (если Тина правильно уловила, так звали заказанного клиента), прилагалась.
Рисовать Тлемлелх умел – его творения, выполненные инструментом наподобие черного фломастера, были изящны и детально прописаны, а в той части, которая касалась убийства, изобиловали натуралистическими подробностями. Тина попыталась объяснить ему, тоже в картинках, что не собирается убивать неизвестно кого непонятно за что, – Тлемлелх в ответ выдал довольно красивую, хотя и мрачноватую абстракцию с асимметричными узорами, и на следующий день опять принялся за свое.
Тина подозревала, что ждать до бесконечности он не станет, но пока Тлемлелх ее не выгонял. Почему-то ему стукнуло в голову, что питается она исключительно свежей кровью, и никакой другой еды он ей не предлагал. Однажды попытался напоить ее своей собственной кровью, сцеженной на глазах у гостьи в золотой бокал в виде замысловато закрученной спирали, и едва не закатил истерику, когда она отказалась от этого деликатеса. У Тины инцидент вызвал вспышку раздражения: возможно, таковы обычаи этой расы, но народ здесь, насколько она могла судить, достаточно цивилизованный, и Тлемлелх должен соображать, что для существа с другой планеты местные белки могут оказаться неусвояемыми.
Когда голод стал невыносимым, она отобрала у одного из маленьких темных плод, похожий на белый огурец, и съела небольшое количество сладковато-пресной зернистой мякоти. Никаких неприятных последствий, ощущение голода утихло. Съедобно. Изъяв на кухне еще один «огурец», она демонстративно умяла его на глазах у Тлемлелха – пусть посмотрит, чем на самом деле питаются люди. Тлемлелх, однако, не оставил попыток угостить ее кровью: у него было свое мнение о правильном рационе для инопланетян.
В доме имелась большая библиотека, занимавшая две смежных комнаты, и хозяин не мешал Тине в ней рыться. Тина искала картинки, фотографии, карты – побольше иллюстративного материала, который поможет составить представление об этом мире. Кое-что ей удалось выяснить, откопав несколько астрономических и географических атласов. Например, что луна в количестве одной штуки здесь все-таки есть, но вращается она по стационарной орбите, и пресловутый Мигон находится в полушарии, лишенном лунного света. А также что студнеподобный океан является, похоже, серьезной проблемой для местного населения.
Атласы, судя по разной степени их потрепанности, были изданы в разное время, и каждый показывал иной вариант ситуации на планете. В самых древних и ветхих формации живого студня – всего шесть, рассредоточены на четырех континентах, – занимали не более семи процентов общей территории. В самом новеньком атласе восемьдесят процентов поверхности было закрашено черным. Океаны исчезли, остался один-единственный материк с внутренним морем.
Тина никогда не слышала о такой планете. Похоже, этот мир существует в полной изоляции от других цивилизаций. Что ж, галактика велика… Не исключено, что это кусочек иной галактики, и тогда тем более надо разыскать владельцев гиперпространственной установки, поддерживающих контакт с Валгрой.
Звездных атласов в библиотеке не нашлось, но, судя по иллюстрациям в некоторых старых изданиях, в прошлом раса Тлемлелха строила звездолеты и выходила в космос. И технику имела достаточно мощную. Однако избавиться от «студня» с помощью этой техники соотечественники Тлемлелха не смогли… Возможно, большинство населения эвакуировалось, а здесь остались лишь те, кто не захотел покинуть родную планету? Не зная языка, ситуацию не прояснить.
Тина помнила о том, что все ее домыслы могут оказаться далекими от истины. Выстраивая умозрительные модели того, что здесь происходило и происходит, она старалась не поддаваться искушению смотреть на них как на реальность.