Страна коров

Пирсон Эдриан Джоунз

Уже почти стемнело и очень похолодало. Я не захватил куртки, и зубы у меня стучали от озноба и мороси. Но прежде чем вернуться, следовало сделать еще кое-что. Вынув из кармана старую монету, я поглядел на величественного быка и его телку, отпечатавшихся навеки в гаснувшем небе. В полутьме казалось, что вода, хлеставшая из этого массивного быка, действительно будет течь сквозь нескончаемые время и пространство, до самого своего истока. Изо всех сил я швырнул монету в середину фонтана и проводил глазами ее отплытие в вечность.

В квартире я принял теплый душ и тихо лег в постель. Местные

новости по телевизору давали полезные советы, как пережить засуху, парализовавшую всю область; спортивный диктор сообщал о сокрушительном поражении, что потерпела футбольная команда, за которую болела та троица в баре; а за спортивной сводкой последовал прогноз погоды на следующие пять дней – для городского центра так далеко от Разъезда Коровий Мык, что значения он не имел, звучало скорее экзотично. Устало я повернул ручку и взялся за свой исторический роман. Уже через несколько минут меня стало клонить в сон, и, несмотря на все усилия, я чувствовал, как книга выскальзывает у меня из рук. Я было подумал, что прочту хотя бы еще одну главу – несколько страниц, чтобы завершить этот полный событий день, – но не успел я дочитать и следующий абзац, как густой сон окутал меня, и я отошел к нему, не погасив ночника, не укрывшись, а недочитанная книжка латной пластиной упокоилась у меня на груди.

* * *

Последнее воскресенье перед моим первым рабочим днем прошло без треволнений, в спокойном созерцании моей новой квартиры. Я прочел новую главу романа, начатого в автобусе. Посмотрел по телевизору у себя в комнате какие-то старые эстрадные программы. Честолюбиво составил список из трех личных целей, которые поставил себе на первый год в общинном колледже Коровий Мык:

1. Отыскивать влагу во всем.

2. Любить нелюбимое.

3. Переживать как день, так и ночь.

В тиши своей квартиры я смотрел на эти цели, и мне нравилось, как они звучат. У человека никогда не будет чересчур много целей в жизни, подумал я, и три – число не хуже любого другого. Однако чего-то не хватало. Через несколько минут я взял листок снова и дописал себе четвертую цель на весь период пребывания в Коровьем Мыке. И вот эта четвертая цель – без нее никак – наверняка станет самой честолюбивой из всех:

4. Стать чем-то целиком.

* * *

Наутро я направился в административный корпус на встречу с доктором Фелчем, чей кабинет находился на втором этаже, откуда открывался непревзойденный вид на фонтан с аппалузой. Я легонько постучал в дверь, а когда ответа не последовало, постучал еще раз, погромче.

– Его нет, – раздался голос. Я развернулся и увидел женщину моего возраста, густые волосы подобраны и завязаны в строгий узел, в темно-синем деловом жакете из полиэстера и такой же юбке. – Он еще не пришел. Вам что-нибудь нужно? Или вы просто хотели и дальше стучаться?

– Простите, – сказал я. – Но уже девятый час, а мистер Фелч назначил мне ровно на восемь. Я здесь новенький…

– Вы новый координатор особых проектов?

– Именно! Приятно познакомиться… Я Чарли…

Я протянул руку,

и женщина пожала ее, стиснув мне пальцы еще болезненней, чем двумя днями раньше делал доктор Фелч на временной автобусной остановке.

– Славная хватка! – сказал я.

Женщина не улыбнулась:

– Не похожи вы на координатора особых проектов, – пояснила она. Рассматривала меня она оценивающе и с любопытством, едва ль не подозрительно. – Так или иначе, можете присесть вот на этот жесткий пластмассовый стул и подождать президента Фелча. Он должен быть с минуты на минуту.

Я сел и взял журнал. Женщина устроилась за какой-то писаниной у себя на столе и, хотя могла бы занять меня какой-нибудь любезной беседой, очевидно, не сочла это необходимым. В тишине тикали часы на стене, а за окнами снаружи раздавались крики пеликанов. И в этом беспрецедентном наложении звуков – часов, пеликанов и газонокосилок, стонавших вдали, – мне оставалось лишь недоумевать, среди бесчисленных прочих загадок, на что должен быть похож координатор особых проектов.

Сидя на холодном пластмассовом стуле, я исподтишка изучал манеры этой туго скрученной женщины. Глубокий клинообразный вырез ее блузки. Как трепетали у нее ресницы, когда она щурилась, читая письмо. Украдкой я оглядывал очертания ее полных плеч под полиэстеровым жакетом и то, как локоны падали ей на лицо, пока она раскладывала карандаши и смахивала пыль с печатной машинки. А затем – как ее мягкие руки еле заметно подрагивали, когда она отвлеклась, чтобы с любовью протереть две рамочки с портретами, как я предположил, ее маленьких детей.

Я раскрыл журнал и принялся его листать. В одной статье вкратце излагалась суть текущего конфликта; другая очерчивала портрет недавно опозорившегося политика; еще одна рассказывала о выводе наземных войск из крупнейшей на свете горячей точки. Я вяло переворачивал страницы и прочел уже полстатьи о распаде некогда великой сверхдержавы, когда в приемную вошел доктор Фелч.

– Утро, Бесси, – сказал он, после чего: – Доброе утро, Чарли. Простите, что опоздал. Вижу, вы уже познакомились? – Доктор Фелч жестом поманил меня, и я следом за ним вошел в кабинет, где он предложил мне пластинку жевательной резинки, от которой я вежливо отказался. – Говорят, помогает сбросить тягу к куреву, – пояснил он. – Но мне– то вот уж точно не помогает!

Доктор Фелч пошелестел какими-то бумагами у себя на столе. Кабинет его был отделан панелями темного дерева и меблирован черными кожаными креслами по бокам от рабочего стола. Над ним к стене была привинчена лакированная коровья голова. За его креслом стояла большая латунная плевательница, сообщавшая всему кабинету острый дух отхаркнутого жевательного табака с отдушкой из гаультерии. Окно, смотревшее на фонтан с аппалузой, от потолка до пола обрамляли ниспадавшие буро-малиновые шторы. На столе у доктора располагались всевозможные рамки с портретами детей и их семейств: молодая пара багроволице улыбалась посреди какого-то заснеженного лыжного курорта; несколько загорелых туловищ стояли на тропическом пляже; студийные кадры улыбающихся мамы, папы и детей.