Страна кривого зазеркалья
Шрифт:
– И что говорят?
– Разное…
– А про Катю кто рассказал, что она была в медицинском кабинете?
– Волков рассказал, когда она ему маникюр делала… А Волков сам, своими глазами, видел, как Алиса вечером направлялась туда одна, а чуть позже туда зашел охранник Андрей… Алиса стыдится этой связи, а я ее отлично понимаю. Просто Катя решила придумать для себя алиби, вот и выдумала эту ночь с охранником…
– Вы думаете, что она узнала вас в темноте, в коридоре?
– В том-то и дело, что не узнала. Поэтому ей важно было, чтобы все знали, что она в тот момент, когда вы разговаривали со своим,
– Я зашла на несколько минут, чтобы взять кое-какие вещи…
– Но могли ведь и не открывать дверь…
– Я сделала это машинально…
– Ха-ха-ха! – расхохотался он ей в лицо. – Вот вы и поплатились за это!
– Я, Лариса Иванова, – ваша третья жертва. А что вы можете сказать о четвертой?
– О Кате? Хорошая была девочка. Но я решил убрать ее на всякий случай… Даже если она и не узнала меня тогда, в коридоре, когда я выходил от вас… Если бы узнала она, то непременно сказала бы Алисе. Может, не сразу, а позже, но все равно я чувствовал бы себя крайне неспокойно. А мне сейчас нужен покой…
– Вы сделали свой выбор.
– Да…
– Вы все записали?
– Сейчас допишу… Но зачем я пишу?
– Понимаете, теперь ваша история будет более реальна. Сейчас я верю вам, что вы действительно сильный человек и способны на убийство… – Ей казалось, что сердце ее вот-вот разорвется от боли. Тошнота подкатывала к горлу. Она понимала, что делает страшное дело, провоцирует доверившегося ей убийцу…
Она незаметно отключила диктофон. Последнюю часть беседы не должен слышать ни единый человек. Иначе ее дисквалифицируют. В сущности, она и так давно уже вышла за пределы дозволенного… Тем более что перед ней сидел психически больной человек. Но он убил двух ее подруг!..
– Николай Николаевич, скажите, только честно, я вам как женщина никогда не нравилась?
– Вы? Вы не можете не нравиться, Лариса. Вы – само очарование. Но все в пансионате знают о вашей недоступности…
– Наверное, такие же слова вы говорили и своей любовнице, Валентине…
– Да, наверное…
– А после ее смерти вы уже не испытывали к ней прежних чувств, вам не хотелось ее?
– Нет… – резко бросил он. – Зачем о ней вообще вспоминать?
– Вы пробовали хотя бы прикоснуться к ней?
– Она злая, и он злой… Я протягиваю руку, она проходит сквозь них…
Тогда, превозмогая себя, Лариса встала посреди комнаты, сбросила с себя куртку, свитер и принялась расстегивать джинсы. Николай Николаевич смотрел на нее широко раскрытыми глазами с воспаленными от бессонницы веками и ничего не мог понять.
– Подойдите ко мне, Николай… – позвала она его, поманила рукой.
Он встал и медленно двинулся ей навстречу.
– Протяните руку и дотроньтесь до моей груди… Смотрите, какая она упругая, теплая, не то что у вашей Валентины…
– Но почему? – Зинченко схватил ее за грудь. – Ты – живая?
– Нет, это пограничное состояние… Меня нет, и я – есть… Если хочешь, я могу снять с себя все…
– Да… Хочу…
И
– Ну, что же ты?
Он подошел к кровати, присел рядом и коснулся ледяной рукой ее гладкого колена, потом дернулся, застонал и повалился рядом… Его тело, предательски молчавшее уже долгое время, сыграло с ним злую шутку. Острое физическое наслаждение, какого он не испытывал ни с женой, ни с теми женщинами, которых подсовывала ему Алиса, он испытал с «убитой» им женщиной.
Лариса продолжала лежать на кровати и улыбаться… Она имела на это право, поскольку ей-то он не смог дать ничего. Но не убивать же ее второй раз?
Он, липкий и грязный, выбежал из спальни в комнату, где все еще продолжала гореть лампа. Посреди комнаты он увидел ворох одежды. Рядом в позе лотоса застыла обнаженная Валентина.
– Что же ты так оплошал? – хихикнула она.
Он оглянулся в поисках ухмыляющейся рожи Сергея, но, не найдя его, бросился к письменному столу, к которому снизу при помощи скотча был прикреплен пистолет. Он сорвал его, отлепил клейкую ленту и сел в кресло, тупо уставившись на исписанные мелким почерком листки.
– Ты и сейчас оплошаешь, – показала ему язык Валентина. – Ты не сможешь этого сделать…
Лариса, появившись в дверях, спокойно оделась и, стараясь не смотреть в его сторону, на цыпочках вышла из комнаты. Зинченко, засунув пистолет себе прямо в глотку, выстрелил…
Глава 21
Утром Женя почувствовала себя плохо, разболелась поясница, и Шубин отвез ее в больницу.
– Обещаю, что не буду доставать тебя своими капризами… Вижу, тебе и так тяжело… Но все равно не забывай хотя бы позвонить мне… – говорила она, вынужденная смириться со своей участью беременной.
– Может, все не так страшно и ты вернешься домой?
– Нет, в больнице мне все-таки спокойнее… Вдруг начнутся преждевременные роды, а я в это время буду в агентстве? Нет, всего того, что я там услышала и увидела, мне хватило с избытком. Дома совсем уж скучно одной, а там хоть такие же белые и толстые вороны, как я, лежат… Потерплю.
– Ты и сама звони мне почаще, напоминай, чего тебе привезти… Я же не Крымов, не умею угадывать желания…
Они очень нежно распрощались, и Шубин поехал в агентство. Таня была уже там. И, конечно, не одна. Горный продымил всю приемную.
– Привет, а ведь я здесь ночевал… Не мог один оставаться ни дома, ни на даче. Я там оставил своих людей на телефонах… Но она так и не объявилась, не позвонила… Крымов тоже не звонил…
– Так он спит еще!
– Нет, он не спит, – сообщила Таня, – он уже звонил и сказал, что едет в пансионат… Там снова что-то стряслось.
У Тани ожил телефон.
– Слушаю. Кто это, Нина Ивановна? Да-да, как же… пироги с капустой… Что-нибудь случилось? – Она послушала, потом, отключив телефон, обратилась к Шубину: – Звонила соседка Ларисы Ивановой. Она говорит, что сегодня рано утром в квартире Ларисы кто-то появился, она слышала, как хлопнула дверь, потом квартира словно ожила, появились какие-то звуки, даже шум… Я думаю, нам надо проверить.