Страна Рождества
Шрифт:
Мэгги чувствовала, что спала она долго, и ясно осознавала, что теперь не сможет заснуть несколько часов. Она отлепилась от Вик, убрала упавшие ей на лицо волосы и соскользнула с дивана. Пора было раскладывать слова, и теперь, когда Вик спала, Мэгги могла проделать все, что требовалось, чтобы фишки вели себя хорошо.
Она закурила сигарету. Зажгла свечу. Наклонила шляпу именно так, как надо было. Положила перед собой мешочек «Эрудита» и развязала золотой шнурок. Какое-то время всматривалась во тьму внутри, глубоко затягиваясь сигаретой. Было поздно, ей хотелось принять таблетку-другую окси и задрыхнуть, но сначала она должна была управиться с этим делом для Вик. Она подняла руку, нашла ворот белой футболки и оттянула его вниз, обнажив левую грудь. Вытащила изо рта сигарету, закрыла глаза и приложила ее. Она долго прижимала
Она щелчком послала погасшую сигарету прочь и наклонилась над столом, прижимаясь к его краю запястьями и моргая от слез. Боль в груди была резкой, сильной и чудесной. Священной.
«Сейчас, — думала она, — сейчас, сейчас». У нее было краткое окно, в течение которого можно воспользоваться фишками, чтобы выдавить смысл из тарабарщины: минута-другая, самое большее. Иногда ей казалось, что это единственная борьба, которая имеет значение, — взять мировой хаос и заставить его что-то значить, облечь его в слова.
Она начала перемешивать фишки. Двигала их туда-сюда. В эту игру она играла всю свою сознательную жизнь, и довольно скоро у нее получилось то, чего она хотела. Через несколько минут сообщение было составлено, на этот раз без каких-либо затруднений.
Увидев, что получила требуемое, она издала долгий удовлетворенный вздох, словно только что сняла с себя огромную тяжесть. Она понятия не имела, что означает это сообщение. В нем было что-то от эпиграммы, оно казалось не столько фактом, сколько завершающей строкой колыбельной. Но Мэгги была уверена, что все разложила правильно. Она всегда знала, когда слова раскладывались правильно. Это было так же просто и достоверно, как ключ, вставляемый в замок и поворачивающий его задвижку. Может быть, Вик сможет извлечь из этого какой-то смысл. Она спросит у нее, когда та проснется.
Она переписывала сообщение от Великого Мешочка Судьбы на бланк Тутской Публичной библиотеки с пятнами от воды. Перечитала его. Все было хорошо. Она чувствовала незнакомое тепло удовлетворения — радоваться самой себе было для нее непривычно.
Она по одной собрала буквы и вернула их в бархатный мешочек. Грудь у нее пульсировала, и ничего трансцендентного в этой боли теперь не было. Она потянулась за сигаретами — не чтобы снова себя жечь, но чтобы просто покурить.
Через детскую библиотеку прошел какой-то мальчик с бенгальским огнем в руке.
Она увидела его через мутное стекло старого аквариума — черный силуэт на фоне более бледной темноты комнаты по ту сторону. На ходу он размахивал правой рукой, и бенгальский огонь выплевывал горячие медные брызги, прочерчивая во мраке красные линии. Он появился там лишь на мгновение, а затем исчез из виду, унеся с собой свой брызгающийся факел.
Мэгги подалась было к аквариуму, чтобы забарабанить по стеклу, испугать его до смерти и заставить броситься наутек, но потом вспомнила о Вик и остановилась. Дети вламывались туда, чтобы запускать петарды, курить и пачкать стены граффити, и она это ненавидела. Однажды она столкнулась в хранилище с ватагой подростков, передававших друг другу косяк вокруг костра из старых книг в твердом переплете, и превратилась в сумасшедшую — бросилась на них с ножкой от стула, помня, что, если загорятся отставшие обои, она потеряет свой последний хороший дом. «Поджигатели! — кричала она на них, на этот раз совершенно не заикаясь. — Поджигатели книг! Я отрежу вам яйца и изнасилую ваших женщин!» Их было пятеро против одной, но они бежали от нее, словно увидели привидение. Иногда ей казалось, что она и есть привидение, что на самом деле она умерла во время наводнения, умерла вместе с библиотекой и просто еще не поняла этого.
Она бросила последний взгляд на Вик, прикорнувшую на диване, подложив себе под подбородок сжатые кулаки. На этот раз Мэгги ничего не могла с собой поделать. Дверь была рядом с диваном, и Мэгги, направившись к ней, остановилась, наклонилась и легонько поцеловала ее в висок. Уголок рта у спящей Вик приподнялся в кривой улыбке.
Мэгги отправилась искать среди теней мальчика. Вышла в бывшую детскую библиотеку, тихо прикрыла за собой дверь. Ковровое покрытие, заплесневелыми полосами оторванное от пола, было
Где-то справа от себя она услышала звук, не очень отличавшийся от скворчания сливочного масла в сковороде. Мэгги начала огибать П-образный ореховый стол, где она когда-то выдавала «Коралину» [163] , «Дом с часами на стене» [164] и «Гарри Поттера». Приблизившись к каменной галерее, которая вела в центральное здание, она увидела прыгающие желтые блики.
Мальчик со своим бенгальским огнем стоял в дальнем конце галереи. Маленькая, приземистая, черная фигурка в капюшоне, скрывавшем лицо. Он стоял и смотрел, а бенгальский огонь, извергавший искры и дым, был направлен к полу. В другой руке он держал длинную серебристую банку. Она уловила запах влажной краски.
163
«Коралина» — детская повесть, написанная в 2002 году английским писателем-фантастом Нилом Гейманом, по которой снят мультфильм «Коралина в стране кошмаров».
164
«Дом с часами на стене» — готический роман для молодежной аудитории американского писателя Джона Беллэрса.
— .остановиться могу не никак Я, — грубым, странным голосом сказал он и рассмеялся.
— Что? — сказала она. — Мелкота, выметайся отсюда вместе с этим.
Он покачал головой, повернулся и побрел прочь, это дитя теней, двигавшееся как фигура во сне, освещая дорогу в какую-то пещеру бессознательного. Он пьяно покачнулся, едва не врезавшись в одну из стен. Он был пьян. Мэгги чувствовала запах пива даже на таком удалении.
— Эй! — сказала она.
Он исчез. Где-то впереди она услышала смех, отдававшийся эхом. В отдаленном мраке зала периодики она увидела новый свет — струящееся, угрюмое сияние огня.
Она бросилась бежать. Ударяясь ногами о шприцы и бутылки, гремевшие по бетонному полу, она бежала мимо заколоченных окон. На стене справа от нее кто-то, возможно, этот ребенок, набрызгал надпись красной аэрозольной краской: БОГ СГОРЕЛ ЗАЖИВО ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО ДЬЯВОЛЫ. Краска еще стекала, ярко-красная, словно стены кровоточили.
Она вбежала в зал периодики, обширный, как часовня скромных размеров, и с таким же высоким потолком. Во время наводнения здесь образовалось мелкое Саргассово море: куча журналов покрывала воду, распухшая масса экземпляров «Национальной географии» и «Нью-Йоркера». Теперь это была большая голая цементная камера, где к полу и стенам прилипли высохшие, затвердевшие газеты, в углах плавали кипы гнилых журналов, валялось несколько спальных мешков, где ночевали бомжи… и стояла проволочная урна, из которой валил жирный дым. Пьяный маленький ублюдок бросил свой бенгальский огонь поверх кучи книг в мягких обложках и журналов. Зеленые и оранжевые искры выплевывались откуда-то из глубины горящего гнезда. Мэгги увидела экземпляр книги «451 градус по Фаренгейту», сморщенный и почерневший.
Мальчик смотрел на нее из дальнего конца зала, изнутри темной высокой каменной арки.
— Эй! — снова крикнула она. — Эй ты, кусок дерьма!
— .поздно слишком но, сил всех изо этим с борюсь Я, — сказал он, покачиваясь из стороны в сторону. — .мной за идите не случае коем в ни, пожалуйста ,Пожалуйста
— Эй! — сказала она, не слушая, не в состоянии слушать, тем более что ничего из этого не имело никакого смысла.
Она поискала вокруг, чем бы сбить пламя, схватила один из спальных мешков, синий, скользкий, слабо пахнущий рвотой. Сунув мешочек «Эрудита» под мышку, она навалила спальный мешок поверх языков пламени и сильно его придавила, удушая огонь. Она морщилась от жары и вони, смеси запахов горелого фосфора, обожженного металла и обугленного нейлона.