Страна Семи Трав (илл. В. Юдина)
Шрифт:
— А газогенератор?
— Ну что ж такого! Он ведь маленький. В общем, не слишком уж большой. Зато какая польза для науки!..
В пользе я, признаться, был не очень уверен. Но Савчук, по мягкости характера, согласился. Газогенератор и «шарики» достались, конечно, на мою долю, хотя и без них было тесновато.
В лодке Савчука и Бульчу уложен был запас продовольствия, одеяла и палатка. В нашей с Лизой лодке помещались походная рация и аккумуляторы, тщательно обернутые клеенкой, чтобы в них невзначай не проникла вода.
Савчук
Она все-таки была на редкость неустойчивой. Приходилось соразмерять и рассчитывать каждое свое движение, как акробату на проволоке. Для того чтобы обернуться, надо было разворачивать всю лодку.
Савчук оттолкнулся веслом от берега.
Мы быстро выгребли на середину реки. Течение было стремительное, веслом приходилось работать на совесть. Но в этом было что-то бодрящее. Мы шли к цели напролом, против течения!..
Нганасаны некоторое время сопровождали нас по берегу, прыгая по-воробьиному с кочки на кочку. Только сейчас я понял, как трудно было бы нам идти к горам пешком. Мох пружинит под ногами. Ноги скользят. Раскисшая после весенних дождей земля прикрыта тоненькой коркой. По такой еще не совсем просохшей земле идти гораздо труднее, чем по глубокому снегу. С пешехода сходит семь потов.
Но наши друзья-нганасаны еще долго шли по берегу, размахивая руками и крича что-то ободряющее. Эти проводы — всем народом — были очень волнующими, трогательными.
— Что ж, провожают по всем правилам, — сказал я Лизе. — Погляди-ка, даже с цветами!..
В руках у провожающих не было букетов. Цветы были вокруг нас. Накануне прошел дождь, и тундра имела необыкновенно нарядный вид.
Они удивительные, эти северные цветы. Окраска их неяркая, скромная, не бьющая в глаза, словно бы на них лежит очень тонкий, почти неуловимый слой тумана.
Цветы особенно ценятся за Полярным кругом. Не знаю, есть ли в южных широтах острова, названные в честь какого-нибудь цветка. А в Арктике есть — остров Сиверсии. Так назвал его известный русский путешественник Толль, который побывал на нем весной и был поражен огромным количеством цветов на сравнительно маленьком пространстве.
Сиверсию называют еще «таймырской розой».
Желтые хрупкие цветы «таймырской розы» рельефно выделялись на фоне снега. (На дне впадин еще белел снег.) Мелькнули золотистые лютики, за ними бледно-желтые маки, а дальше возник распадок, почти сплошь заросший незабудками. Запах был очень сильный, словно бы встречный ветер бросал в лицо душистые охапки травы.
Но вот пешеходы стали понемногу отставать. Дольше всех держался неугомонный студент-метеоролог. Он шел у самой воды, оживленно жестикулируя. Голоса слышно не было: наверное, просил не забыть о шарах. Потом и его юношески гибкая фигура исчезла за поворотом.
Однако нас еще долго
Он то улетал вперед, то возвращался, делал круги, иногда проносился совсем низко над водой, так, что видно было его обращенное к нам широко улыбающееся загорелое лицо. Тогда Бульчу приосанивался. Он считал, что эти церемонии совершаются в его честь. Пилот прощается с отважным нганасаном, который не побоялся подняться на небо, чтобы увидеть оттуда устье реки, не показанной на карте.
Дело, наверное, заключалось в другом.
Дельта была очень разветвленной, запутанной. Заботливый Жора хотел помочь нам поскорее выбраться из лабиринта проток и бухточек. Мы плыли за гидропланом, будто привязанные невидимой нитью к весело поблескивавшей на солнце серебристой птице.
Только выведя нас на широкий плес, Жора счел наконец возможным расстаться с нами. Он сделал прощальный круг, приветственно помахал крыльями и лег на обратный курс, в Новотундринск.
Бульчу обернулся и прокричал что-то. Мы с Лизой подгребли ближе.
— Хороший человек Жора, — убежденно повторил Бульчу.
Конечно! Все люди, которые помогали нашей экспедиции, были очень хорошими людьми.
2
Неуверенно чувствуешь себя на реке в такой непрочной, крошечной скорлупке. Вверху облака, внизу отражение облаков. Кажется, что висишь между небом и землей.
Но предаваться размышлениям и переживаниям некогда. Все свое внимание необходимо сосредоточить на том, чтобы сохранить равновесие. Не так-то просто управлять лодкой на быстрой горной реке!
Я старался не смотреть на бурлящую темную воду, на грозные, почти вплотную придвинувшиеся скалы. Смотрел на спину Савчука впереди. По-прежнему эта успокоительно широкая, почти квадратная спина маячила передо мной, как недавно в тундре. Савчук, по-видимому, уже не раз бывал в подобных переделках, — это чувствовалось по уверенным взмахам его весла.
Сделав крутой поворот, река вступила в узкое серое ущелье. Было похоже, что по склонам струятся потоки гранита.
Каньон делался все уже и уже. Горы Бырранга сдвигались, словно бы пытаясь преградить нам дорогу.
Над головой по-прежнему голубело ясное небо, но тень от склонов покрывала реку, и мы двигались в синих сумерках.
Приблизительно через каждые полчаса Бульчу устраивал отдых. Приметив на крутом берегу куст полярной ивы, он поднимал весло стоймя, что служило сигналом для нас с Лизой. Мы подгребали к соседнему кусту и цеплялись за низко нависшие над водой сучья, чтобы не снесло течением.
Через пять минут, передохнув, возобновляли путешествие.
Во время привалов я устанавливал теодолит и производил астрономические определения долготы и широты.