Страна симфония
Шрифт:
Среди присутствовавших на концерте преобладала молодежь, много было и пожилых людей, слушавших симфонию, наверное, не в первый раз. Сидевшая справа от меня старушка в черном платье с белоснежным узорным воротничком, казалось, дремала, прикрыв рукой глаза. Но в ее фигуре, настороженно выпрямленной, я угадывал напряженное внимание.
Когда начался вальс, молодая пара впереди с облегчением вздохнула, и он взял ее ладонь в свою.
Вальс отзвучал…
И вдруг словно померк свет, в тишину зала ворвались шорохи, быстрые, суетливые и призрачные. Невольно перед глазами возникли
Своим несколько пассивным нисходящим движением она как бы подчеркивает неукротимую энергию, заложенную в промелькнувшем коротком мотиве. Темные силы пытаются противопоставить ему свою воинственность. Возникает какой-то фантастический, бесовский марш с писком флейты, такой же призрачный и суетливый, как шорохи. Но он тотчас смолкает.
Шорохи расступаются. Сдержанно, твердо, непреклонно звучит в оркестре марш. Идет Человек…
Зимняя дорога. Ночь. Снег. Метель. Ветер завывает в ветвях деревьев. Идет Человек. Он приближается. Бесы видят, что это одинокий путник, и сразу окружают его со всех сторон, воют и визжат от радости: «Ты наш, мы тебя не выпустим отсюда, засыплем снегом, ты собьешься с дороги и погибнешь!.. Боишься?»
Но Человек идет вперед. Ему бросают в лицо снегом, сбивают с ног, а он поднимается и снова идет вопреки всему.
Борьба нарастает. Кажется, темные силы побеждают, но нет, марш звучит еще энергичней и неукротимей. Человек должен идти вперед!
Дирижер словно врос ногами в помост. Вся его фигура выражала непреклонную волю. Жесты рук были широкими и властными.
Метель унялась, отступили темные силы. Торжественно, во всю мощь меди и струн гремит победный марш — гимн. Последний раскат литавр — и зал разразился аплодисментами.
Да, зал аплодировал вопреки всем правилам, прерывая симфонию перед ее последним словом. Люди поставили бы точку перед финалом, если бы могли это сделать. Они не хотят думать о смерти. Смысл жизни в том, чтобы бороться и идти к совершенству, «вперед и выше», и даже если борьба грозит гибелью человеку, все же она прекрасна!
Дирижер стоял лицом к оркестру и ждал, когда смолкнут аплодисменты. Сейчас он не мог разделять восторгов зала. Я видел в профиль его серьезное лицо и на щеке следы скатившихся капель пота.
Впереди — финал. Он поражает своей необычайностью. После триумфального шествия — безмерная печаль. Сколько скорби и страстного отчаяния заключено в этой музыке! Трагическая картина страданий и гибели героя и размышления художника, полные протеста и искренней жалости, — вот основные темы финала.
Начинается он глубокими вздохами — стонами скрипок. Следом за ними, как горестное предчувствие, звучит в оркестре печальная интонация… Разум может понять, но никогда не согласится с чудовищной несправедливостью природы,
…Словно в забытьи, слышится грустная и светлая мелодия — это с любовью и состраданием склоняется над своим героем автор. Звучание оркестра нарастает, в нем слышен стихийный протест, но опять, возвращая к действительности, вздыхают скрипки, и душа наполняется болью. Истекают последние мгновения, скорбные вздохи становятся все более тяжелыми… Еще один подъем — последняя борьба — и вот угасающая жизнь оборвана: глухой удар тамтама… Слышатся горькие, безутешные рыдания. Мрачный рокот контрабасов в низком регистре переходит в еле слышный шорох, затем наступает мертвая тишина…
Потрясенный пережитым, я вышел на улицу. Небо переливалось вечерними закатными красками. Я подошел к памятнику Чайковскому. В чугунную ограду, полукругом охватившую памятник, были вписаны ноты. И среди них я прочел ту самую мелодию, которая навсегда сдружила меня с Шестой симфонией.
Час, когда раскрываются лилии
Допечатывая главу «Путешествие в страну Симфонию», машинистка неожиданно сказала мне:
— А вы знаете, мой брат очень любил эту симфонию Чайковского. Откуда это в нем, не знаю, но он просто не мог жить без симфоний и опер. Когда началась Отечественная война, пошел он, инженер, добровольцем на фронт. А как отбили немца от Москвы, появился однажды в квартире, усталый, заросший, в пропахшем дымом ватнике. И то всего лишь на несколько часов. Что сделаешь за такое время? Побрился, помылся и, что вы думаете, завел пластинку! Шестую симфонию Чайковского! Слушал молча, серьезно. Как сейчас помню, в конце как-то посветлел, хоть такая там грустная музыка! А потом сказал: «Теперь можно идти. Отлегло… Прощай, Аня!» И ушел. Да так мы с ним больше и не встретились…
Слова машинистки взволновали меня. Никто не знает, что искал в Шестой симфонии ее брат, какие чувства владели им при звуках музыки в той короткой передышке между боями. Понимал ли он эту симфонию?
Несомненно, да, потому что любить музыку — значит уже во многом понимать ее.
Что же значит понимать музыку? Что самое главное в ней? «Найдите хорошую мелодию, — сказал Гайдн, — и ваша композиция, какова бы она ни была, будет прекрасной и непременно понравится. Это душа музыки, это жизнь, смысл, сущность композиции…»
Итак, главное — мелодия. А ведь она доступна каждому, как песня. Значит, «душа музыки» может быть понятна всем.
С помощью мелодии, как с компасом в руках, мы и отправимся в путь по неведомой стране Симфонии. Правда, инструментальные мелодии имеют свои особенности, которые отличают их от песенных. Эти мелодии, как правило, более сложны по строению. Но они могут быть также предельно просты и состоять всего из четырех-пяти нот.
Но как же все-таки перейти от мелодии, составляющей основу и песен и симфоний, к пониманию симфонии в целом? Нам поможет сама песня.