Страна смеха
Шрифт:
Между тем, на фоне всех изысканий, чтения и наших постоянных дискуссий, Саксони нашла время затеять работу над новой марионеткой. Признаюсь, я не обратил на это особого внимания. Мы взяли за привычку рано вставать, легко, на скорую руку, завтракать — и уединяться, каждый по своим делам, до обеда.
Я закончил все за два дня до истечения данного мне месяца. Надел колпачок на свой «монблан», тихо закрыл блокнот и пристроил ручку рядом. Прижав ладонями обложку, поглядел в окно. Я спросил себя, не хочется ли мне плакать. Я спросил себя, не хочется ли мне попрыгать или сплясать джигу, но отверг и это. Улыбнувшись, я взял толстый «монблан». Он сверкал чернотой и золотом
— Ты действительно закончил?
— Я действительно закончил.
— Целиком и полностью?
— Окончательно, ни прибавить, ни убавить, Саксолини! Все. — Я передернул плечами, но по-прежнему казалось, что я вешу два фунта.
Она сидела на высоком хромированном табурете и шкурила какую-то деревянную руку. Нагель под столом обрабатывал большую кость, что мы дали ему накануне.
— Погоди минутку. — Она отложила руку и слезла с табурета. — Выйди ненадолго из кухни, хорошо? Я позову тебя, когда будет пора.
Мы с Нагелем вышли на веранду. Он выронил кость у моих ног и улегся на нее сверху. Я разглядывал неподвижный огород и пустую улицу. В самом буквальном смысле я не знал, какой сегодня день.
— Томас, можешь войти.
Не дожидаясь команды, Нагель взял свою кость, протопал к раздвижной двери и притиснул нос к проволочной сетке. Как он понял? Нагель — Чудо-пес.
— Я еще не совсем закончила, но хотела вручить тебе сегодня.
По одной из фотографий Маршалла Франса она тщательно вырезала маску Короля. Выражение его лица, цвет глаз, кожа, губы… все было до трепета натурально. Я вертел и вертел маску в руках, рассматривая во всех мыслимых ракурсах. Я был в восторге — и в то же время чем-то она меня очень пугала.
Королева Масляная от Анны, Маршалл Франс от Саксони, глава закончена, и как раз наступила осень — мое любимое время года.
Анне очень понравилась первая глава.
Я вручил ей пачку бумаги и целый час ежился, дергался и метался по ее гостиной, хватаясь за все что ни попади, в полной уверенности, что она забракует мой труд и прикажет выслать меня из города первым же товарным вагоном. Когда Анна вернулась — с рукописью под мышкой, как со старой газетой, — я понял, что моя песенка спета. Но я ошибся. Анна подошла ко мне, вернула бумаги и на французский манер расцеловала в обе щеки:
— Wunderbar! [80]
— Правда? —Я улыбнулся, нахмурился, попытался снова улыбнуться, но не смог.
— Да, мистер Эбби, чистая правда. Начав читать, я не сразу поняла, что вы делаете, но потом все взяло и раскрылось, как те японские камни, которые бросаешь в воду, а они вдруг расцветают, словно луноцвет. Понимаете, о чем я?
— Кажется, да, — Мне было трудно глотать.
Она села на диван и взяла черную шелковую подушку с желтым драконом.
80
Wunderbar (нем. ) — чудесно. — Прим. переводчика.
— Вы были правы с самого
— Правда?
— Ну что вы заладили — «правда?» да «правда?». Конечно, правда. И вы это знаете ничуть не хуже меня. Вы уловили его, Томас. Если и остальная книга получится так же здорово… — она помахала рукописью передо мной, а потом запечатлела поцелуй на окаянной стопке листов, — …он снова будет жить и дышать. И все благодаря вам! Обещаю, больше вы не услышите от меня ни слова о том, как, по-моему, нужно писать.
Если бы на этом все заканчивалось, титры поползли бы по изображению, как молодой Томас Эбби забирает рукопись у обольстительной Анны Франс, выходит из дома и твердой поступью движется к славе, богатству и любви прекрасной женщины. Производство «Скрин джемз» [81] . Конец фильма.
Вместо этого через два дня откуда ни возьмись на Гален обрушился торнадо и разнес все вдребезги и пополам. Из людей Саксони пострадала чуть ли не единственная — угодила в больницу с открытым переломом левой ноги.
81
Производство «Скрин джемз». — Screen Gems («Драгоценности экрана»): одна из крупнейших в США телестудий, выпускала и выпускает ряд известнейших сериалов.
Местные жители отнеслись к торнадо невозмутимо, хотя он сровнял с землей прачечную, а также одно крыло начальной школы и новое почтовое отделение. Не знаю уж, в среднезападном стоицизме дело или в чем еще, но никто не страдал, не рвал на себе волосы и вообще не волновался. Пару раз мне говорили, что подобные капризы погоды отнюдь не редкость в этих краях.
Мне очень не хватало компании Саксони, и пару дней я без толку слонялся по дому, но потом вынудил себя составить распорядок дня, который был бы удобен и продуктивен. Хотя бы потому, что знал, как Саксони напустится на меня, если обнаружит, что, пока она лежала в больнице, работа застопорилась.
Я вставал около восьми, завтракал и до двенадцати или часу работал. Потом делал несколько бутербродов и ехал в больницу, где мы на пару с Саксони полдничали в свое удовольствие. Часа в три-четыре я ехал домой и, если был в настроении, снова работал или же затевал стряпать холостяцкий обед. Вообще-то миссис Флетчер вызвалась мне готовить, но это означало бы совместную трапезу. Потом я печатал на машинке все написанное за день от руки и читал на сон грядущий какую-нибудь книжку или включал телевизор.
Вторая глава продвигалась очень медленно. Теперь я должен был идти по жизни Франса с лупой, шаг за шагом. Начинать следовало, вероятно, с детства, но возникал вопрос: а с насколько раннего детства? С пеленок, что ли? Или, может, с мальчика, собирающего открытки, — как предлагала Саксони? Я сделал два-три развернутых наброска и зачитал ей, но в итоге мы все забраковали. Тогда я решил поменять тактику — сразу и просто буду писать, как это было с первой главой; авось кривая вывезет. За основу я решил взять раттенбергский период, но если отклонюсь от темы — то и ладно, поверю своему чутью. На худой конец, если будет получаться совсем уж ни в какие ворота, я всегда могу это выбросить и начать по новой.