Страна туманов
Шрифт:
— Напротив, это имеет принципиальное значение. То, что вам посчастливилось наблюдать, — это не обман и не надувательство, это совершенно достоверное явление.
Челленджер хмыкнул.
— Да, сэр, самое что ни на есть истинное. Вы видели так называемое предвоплощение, переход к материализации. Поймите же вы, что духи-проводники, которые управляют этими вещами, не принимают в расчет ваши подозрения. Они настраивают себя на определенный результат, и если слабости участников сеанса не дают им возможности достичь его одним способом, они избирают другой путь, не считаясь с вашими предрассудками,
— Клянусь всем святым, — сказал Линден, — что не помню ничего с того момента, как вошел в кабину. Очнулся я уже на полу.
Пошатываясь, он поднялся; его била нервная дрожь, так что он едва удерживал стакан с водой, который подала жена.
Челленджер пожал плечами.
— Ваши объяснения, — произнес он, — лишь показывают, насколько далеко может простираться человеческое легковерие. Я знаю свой долг и исполню его до конца. Все, что вы имеете сообщить, будет, без сомнения, в должной мере оценено судьей.
С этими словами профессор повернулся, чтобы уйти, — с видом человека, с честью выполнившего миссию, ради которой пришел.
— Идем, Энид! — бросил он.
Но тут возникло обстоятельство настолько неожиданное, настолько драматическое, что оно навеки запечатлелось в памяти тех, кто его наблюдал.
Челленджеру никто не ответил.
Все уже поднялись, и лишь Энид оставалась сидеть. Голова ее склонилась на плечо, глаза были закрыты, из прически выбилась прядь волос, — вид, достойный кисти художника.
— Она уснула, — удивился Челленджер. — Энид, проснись! Я ухожу! Но девушка не ответила. Тогда Мейли склонился над ней. — Тсс! Не трогайте ее — она в трансе!
Челленджер бросился к дочери.
— Что вы наделали! Ваши гнусные проделки испугали ее, и она лишилась чувств!
Мейли приподнял ей веко.
— Нет, нет, у нее глаза закатились. Она в трансе. Ваша дочь, сэр, — медиум, обладающий большими возможностями.
— Медиум! Да вы с ума сошли! Проснись, дочка, проснись! — Ради Бога, оставьте ее, иначе вам придется сильно пожалеть. Очень опасно внезапно прерывать транс.
Челленджер был явно озадачен. Впервые присутствие духа изменило ему. Его дитя подстерегает какая-то неведомая опасность, так неужто он ее и подтолкнет?!
— Что же мне делать? — беспомощно спросил он.
— Не бойтесь, все будет в порядке. Садитесь! Все садитесь! Ага, она собирается заговорить.
Девушка выпрямилась на стуле. Губы ее дрожали, одна рука была вытянута вперед.
— Это ему! — воскликнула она, указывая на Челленджера. — Он не смеет обижать моего медиума! Это послание. Ему.
Все затаили дыхание.
— Кто говорит? — спросил Мейли.
— Виктор говорит. Виктор. Пусть не обижает моего медиума! У меня послание — для него!
— Да-да. Так что за послание?
— Здесь его жена.
— Да!
— Она говорит, что уже приходила к нему — с помощью этой девушки. Это случилось сразу после кремации. Она стучит,
— Профессор Челленджер, вам это о чем-нибудь говорит? Из-под нахмуренных бровей с подозрением глядели глаза, в которых застыл немой вопрос, — как загнанный зверь, профессор свирепо озирался по сторонам. Это обман, подлый обман, и они вовлекли в него его собственную дочь. Это отвратительно! Но он им покажет! Он выведет их на чистую воду! Нет, у него нет вопросов: он видит их насквозь! Они ее совратили. Конечно, он от нее такого не ожидал, но, к сожалению, так и есть. Она пошла на это ради Мелоуна. Ради любимого человека женщина готова на все! Да, отвратительная история! Он не смягчился, напротив, он жаждал мести. Разъяренный вид и отрывистая речь отчетливо выражали его настрой. Девушка вытянула руку.
— Еще одно послание!
— Кому?
— Снова ему. Человеку, который хотел обидеть моего медиума. Он не должен его обижать! Вот мужчина — двое мужчин — они хотят ему что-то сообщить!
— Да, мы слушаем, Виктор.
— Первого зовут… — Девушка слегка наклонила головку, словно прислушиваясь. — Ага, понял! Ол… Олдридж.
— Вам это имя что-нибудь говорит?
Челленджер вздрогнул; на его лице отразилось безграничное удивление. — А кто же второй?
— Уэр. Да-да, Уэр.
Внезапно Челленджер сел и провел рукой по лбу. Он был смертельно бледен, на лице выступил пот.
— Вы их знаете?
— Я знал людей с такими именами.
— Они хотят нам что-то сказать, — промолвила девушка. Челленджер словно подготовился к удару.
— Что же это?
— Слишком личное. Нельзя сказать, пока все здесь.
— Мы можем подождать за дверью, — сказал Мейли. — Пойдемте, друзья, пусть профессор услышит, что ему должны передать.
Все направились к двери, оставив профессора наедине с дочерью. Внезапно им овладела непривычная робость.
— Мелоун, не уходите!
Дверь закрылась; в комнате остались трое.
— Так что же это за послание?
— Оно касается порошка.
— Да, слушаю.
— Серого порошка.
— Да, ясно.
— Эти двое хотят, чтобы я передал: Вы не убили нас.
— Тогда спросите их — да-да, спросите их, как они умерли, — профессор едва мог говорить, он весь дрожал от волнения.
— Они умерли от болезни.
— От какой болезни?
— Нев… нев… Что бы это могло быть? …От пневмонии!
Челленджер, издав вздох облегчения, откинулся на стуле. — Боже мой! — вскричал он, отирая пот со лба. — Мелоун, позовите остальных!
Все устремились в комнату. Челленджер поднялся им навстречу. Первым делом он обратился к Тому Линдену. По его тону было видно, что он глубоко потрясен и готов — хоть на миг — смирить гордыню.
— Имею ли я право судить вас, сэр! Сейчас со мной произошло нечто настолько странное и в то же время не подлежащее сомнению, — если мои чувства на этот раз не изменили мне, — что я не могу не принять объяснений, проливающих свет на ваши поступки. Прошу вас не принимать на свой счет оскорбительные замечания, которые я, возможно, позволил себе. Том Линден был истинным христианином. Он без долгих колебаний от всей души простил профессора.