Страна Живых
Шрифт:
– Послушай, Кедр, а ты веришь в перерождения?
Голос, откликавшийся на обращение «Кедр» на некоторое время затих, потом решился:
– Научно выражаясь, мы не имеем возможности совмещать объективную реальность и субъективное восприятие. Поскольку наши ощущения не могут быть зафиксированы приборами, восприняты другими личностями, живущими в своих телах, то вряд ли имеется малейшая возможность научно подтвердить даже факт нашего собственного существования.
Кстати, в свое время, когда я работал в архиве института Народов Востока, мне попался один средневековый тибетский манускрипт. Там умершему давались рекомендации по поведению в загробном мире. Полная ахинея!
Шалый задумался, на некоторое время вышел из тела Олега, поплавал в коридорах второго реанимационного отделения, вернулся в «холодильное».
– А знаешь, Кедр, холодильник-то скоро расформируют. Рэкетира либо отключат, либо выведут в сознание, и он все равно умрет. Так что вопрос не снимается. Что с нами дальше-то будет?
Кедр полетал над телом Олега, прислушался к ритму работы аппарата, шлепанью шагов санитарок, шарканью Сапсанова, смешкам медсестричек в процедурном кабинете.
– А если он не умрет?
2000 год
Москва, 103 больница.
Весна прокралась на территорию больницы номер 103 со стороны прудов, через задние дворы, в тех местах, где вокруг старого забора стояли заросли вербы. Пушистые почки частично скрыли трещины и грязь забора, по газону над теплотрассой поднялась изумрудная трава. Спешащие на работу сотрудники не замечали прихода весны, они проходили через парадный вход, где асфальт, бетон, грязь из-под колес «скорых», успешно скрадывали все признаки перемен сезонов. Триста первая в этом году гордо смотрела на город синими стеклами новых хирургических корпусов, здание администрации блестело огромными окнами тонированного золотом стекла.
Сотрудники спешили на работу мимо поста охраны, разбредаясь по коридорам и катакомбам подвала, поднимаясь по воздушным соединениям между корпусами на уровне третьего этажа. Для них весна в этом году ознаменовалась двумя важными реорганизациями. Во-первых, открывался новый корпус – коммерческий лечебно-диагностический центр с отделениями пластической хирургии, стоматологии, и гинекологии.
Во-вторых, наконец-то закрывалось отделение экспериментальной гипотермии, в связи с выходом на пенсию старшего научного сотрудника Сапсанова. Врачи второго реанимационного отделения переводили к себе оставшихся пациентов, и писали переводные эпикризы в их истории болезни.
Оставшихся от Сапсанова пациентов было всего трое.
Бытие.
На этот раз боль пришла раньше, чем вернулась способность думать и осознавать происходящее. Это была противная, диффузная боль во всем теле, боль в промороженных костях, в окоченевших мышцах, одеревеневших суставах и связках. Он бы, без сомнения, умер, но над ним склонились двое, пытавшихся помочь ему.
– Так, рэкетир, сейчас не пытайся дышать, лежи, говорю тебе, бревном, а то они тебя снова загрузят! В морг захотел? Тогда лежи, терпи!
– Да-да, Олег, пожалуйста, слушайтесь, он сейчас говорит правильно! Вы не должны расходовать свою энергию на обогрев. Мышечная дрожь вызовет закисление в крови, и вам прибавят объем вентиляции, тогда дыхательный центр не сможет включиться. Вам лучше расслабиться, и постарайтесь подумать о чем-либо приятном!
– О Настеньке, например! Рэкетир, а рэкетир! Ты знаешь, сколько я по твоей милости без баб? Попробуй глаза открыть, здесь такие телки!
Второй, который за правым плечом, стал горячо нашептывать в ответ:
– Не слушайте его, Олежек! Он циничен и
Первый рассмеялся.
– Кедр совсем на лесоповале отупел. Да открой глаза, рэкетир хренов! Так, реакция на свет нормальная! Нормальная реакция, уровень насыщения крови кислородом 99 процентов! Молодец, рэкетир! Теперь рукой пошевели! Обалденно! Просто молодец!
Олег замычал, пытаясь избавится от назойливых голосов внутри черепа, начал крутить головой. Снаружи что-то происходило, он явно возвращался в сознание, уже чувствовал что-то, помимо боли, слышал звуки снаружи, не этих двух назойливых порождений черного безмолвия. Его освободили от трубки в горле, дали дышать, кричали в ухо, что-то требовали, он выполнял команды, согревался, боль уходила из его тела.
Глава седьмая
Гера просит помощи у Посейдона. Новая работа Харибды и Сциллы. Где взять мерзавцев? Олег Москаев выходит из девятилетней комы. Заманчивое предложение.
2000 год
Окрестности Олимпа
Западный склон Великой Горы меловыми скалами обрывался в морскую пучину. В иных местах обрыв представлял собой ровную, почти идеально гладкую стену, где-то – хаос огромных камней. Но попадались меж скалами и небольшие бухточки, с пляжиками из мелкой гальки. Были бухточки, укромно спрятанные в горном массиве, а были и как бы вынесенные вперед, в океан, не стесненные высокими скалами. К одной из таких бухт, расположенной на покатом мысу, далеко вдающемся в морскую пучину, вела тропинка от самой вершине Горы. Сейчас по этой тропинке шла Гера. Она спустилась по серпантину, петлявшему среди оливковых кустов, удерживающих склон от оползней, прошла по прямому пологому участку, где ветки ежевики грозили оставить ее совершенно обнаженной, спустилась до живописных развалин, поросших сухим падубом и инжиром, вышла на обрывистый склон, с которого был слышен уже шум прибоя. Теперь тропка стала совсем узкой, местами в мраморной скале оставалась только узкая площадка, куда богиня могла поставить только одну сандалию. Каменный карниз вел ее вдоль отвесного склона. В особо сложных местах на уровне груди были выбиты зацепки для рук, чтобы путник, застигнутый порывом ветра, не слетел в пропасть. Богиня не нуждалось в подобной поддержке, она спокойно шла, не обращая внимания на дорогу. Наконец, тропа вывела ее на скальный мыс. Волны диких зимних штормов слизали с этого мыса всю почву, все мелкие камни, отполировали скалу. Гера скинула сандалии, и с удовольствием пошла босиком по гладкой, горячей от солнца скале. Внизу уже были видны зеленые волны, солнце пробивало толщу воды на много метров, сообщая морю восхитительную гамму зеленого и синего цветов. Гера спустилась к бухточке, дно которой было устлано мелкой отшлифованной галькой. Встав на краю суши, она позволила волнам омывать ее ноги. Дождавшись особенно высокой волны, она наклонилась, и прошептала в воду имя:
– Посейдон!
В водовороте волн раздался громкий всплеск, и Посейдон, огромный, могучий, по пояс вышел из волн. С его длинных волос и бороды стекали в море целые потоки. Он отжал волосы левой рукой, пригладил кудрявую бороду, правой установил вертикально блестящий на солнце трезубец:
– Рад видеть тебя! Как мой брат, твой супруг?
– Зевс – как всегда. Не поднять на великое дело. Отдыхает, амброзию пьет да нектар. О делах – ни полслова!
– Ты, я вижу, по горло в делах. С какою нуждою пришла?