Страницы дипломатической истории
Шрифт:
В первые месяцы 1943 года в Лондоне и Вашингтоне часто вспоминали об этом обязательстве. Но потом было объявлено о совсем другом решении. В начале июня правительства Англии и США официально сообщили своему советскому союзнику, что и в 1943 году англо-американского вторжения в Западную Европу не будет и что высадка в Нормандии произойдет только весной 1944 года.
Это повторное нарушение принятого Лондоном и Вашингтоном обязательства не могло не вызвать самой резкой реакции в Москве. Ведь это означало, что Советскому Союзу предстояло по меньшей мере еще в течение целого года противостоять основным силам держав «оси», нести и дальше колоссальные жертвы, тогда как западные союзники ограничивались ведением второстепенных операций. К тому же не было никакой гарантии, что и в 1944 году будет действительно открыт второй фронт, что эту операцию не передвинут еще дальше. Как здесь было вновь не вспомнить о строившихся в определенных политических кругах Англии и США расчетах на то, чтобы по возможности обескровить главных участников вооруженного конфликта — Советский Союз и Германию, с тем чтобы в подходящий момент Лондон и Вашингтон могли добиться выгодных для себя условий мирного урегулирования.
Возникал серьезный вопрос о союзнических обязательствах западных
В личном и секретном послании И. В. Сталина президенту Рузвельту, отправленном из Москвы 11 июня 1943 г., говорилось:
«Ваше послание, в котором Вы сообщаете о принятых Вами и г. Черчиллем некоторых решениях по вопросам стратегии, получил 4 июня. Благодарю за сообщение.
Как видно из Вашего сообщения, эти решения находятся в противоречии с теми решениями, которые были приняты Вами и г. Черчиллем в начале этого года, о сроках открытия второго фронта в Западной Европе.
Вы, конечно, помните, что в Вашем совместном с г. Черчиллем послании от 26 января сего года сообщалось о принятом тогда решении отвлечь значительные германские сухопутные и военно-воздушные силы с русского фронта и заставить Германию встать на колени в 1943 году.
После этого г. Черчилль от своего и Вашего имени сообщил 12 февраля уточненные сроки англо-американской операции в Тунисе и Средиземном море, а также на западном побережье Европы. В этом сообщении говорилось, что Великобританией и Соединенными Штатами энергично ведутся приготовления к операции форсирования Канала в августе 1943 года и что если этому помешает погода или другие причины, то эта операция будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь 1943 года.
Теперь, в мае 1943 года, Вами вместе с г. Черчиллем принимается решение, откладывающее англо-американское вторжение в Западную Европу на весну 1944 года. То есть — открытие второго фронта в Западной Европе, уже отложенное с 1942 года на 1943 год, вновь откладывается, на этот раз на весну 1944 года.
Это Ваше решение создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех своих сил, и предоставляет Советскую Армию, сражающуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим собственным силам, почти в единоборстве с еще очень сильным и опасным врагом.
Нужно ли говорить о том, какое тяжелое и отрицательное впечатление в Советском Союзе — в народе и в армии — произведет это новое откладывание второго фронта и оставление нашей армии, принесшей столько жертв, без ожидавшейся серьезной поддержки со стороны англо-американских армий.
Что касается Советского Правительства, то оно не находит возможным присоединиться к такому решению, принятому к тому же без его участия и без попытки совместно обсудить этот важнейший вопрос и могущему иметь тяжелые последствия для дальнейшего хода войны».
Послание, которое глава Советского правительства отправил 24 июня 1943 г. Уинстону Черчиллю, было еще более резким.
«Мне вполне понятна сложность организации англо-американского вторжения в Западную Европу, в частности организации переброски войск через Канал, — писал И. В. Сталин. — …Из Ваших сообщений прошлого и этого года я вынес уверенность, что Вы и Президент отдавали себе полный отчет в трудностях организации такой операции и что соответствующая подготовка этого вторжения Вами совместно с Президентом ведется с полным учетом этих трудностей и со всем необходимым напряжением сил и средств. Еще в прошлом году Вы сообщили, что вторжение в Европу английских и американских войск в большом масштабе будет произведено в 1943 году…
В начале нынешнего года Вы от своего имени и от имени Президента дважды сообщали о Ваших решениях по вопросу о вторжении англо-американских войск в Западную Европу с целью „отвлечь значительные германские сухопутные и военно-воздушные силы с русского фронта“. При этом Вы ставили задачей поставить Германию на колени уже в 1943 году и определяли срок вторжения не позже сентября месяца…
В следующем Вашем послании, полученном мною 12 февраля сего года, Вы, уточняя принятые Вами и Президентом сроки вторжения в Западную Европу, писали:
„Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, к операции форсирования Канала в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов. Тоннаж и наступательные десантные средства здесь будут также лимитирующими факторами. Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, то она будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь“.
В феврале, когда Вы писали об этих Ваших планах, и сроках вторжения в Западную Европу, трудности этой операции были более значительными, чем теперь. С тех пор немцы потерпели не одно поражение: они были отброшены на юге нашими войсками и потерпели здесь немалый урон; они были разбиты и изгнаны из Северной Африки англо-американскими войсками, в подводной войне немцы также попали в более трудное положение, чем когда-либо раньше, а превосходство англо-американских сил значительно, возросло; известно также, что американцы и англичане достигли господства своей авиации в Европе, а военный и транспортный морской флот возросли в своей мощи.
Таким образом, условия для открытия второго фронта в Западной Европе на протяжении 1943 года не только не ухудшились, а, напротив, значительно улучшились.
После всего этого Советское Правительство не могло предполагать, что Британское и Американское Правительства изменят принятое в начале этого года решение о вторжении в Западную Европу в этом году. Напротив, Советское Правительство имело все основания считать, что англо-американское решение будет реализовано, что должная подготовка ведется и второй фронт в Западной Европе будет, наконец, открыт в 1943 году.
Поэтому, когда Вы теперь пишете, что „Россия не получила бы помощи, если бы мы бросили сотню тысяч человек через Канал в гибельное наступление“, то
Когда же Вы теперь заявляете: „Я не могу представить себе, каким образом крупное британское поражение и кровопролитие помогло бы советским армиям“, то не ясно ли, что такого рода заявление в отношении Советского Союза не имеет под собой никакой почвы и находится в прямом противоречии с указанными выше другими Вашими ответственными решениями о проводимых широких и энергичных англо-американских мероприятиях по организации вторжения в этом году, от которого и должен зависеть полный успех этой операции.
Нечего и говорить, что Советское Правительство не может примириться с подобным игнорированием коренных интересов Советского Союза в войне против общего врага.
Вы пишете мне; что Вы полностью понимаете мое разочарование. Должен Вам заявить, что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину».
Обострение дипломатической борьбы между участниками антигитлеровской коалиции нашло отражение в публикациях советской прессы, особенно в журнале «Война и рабочий класс». Этот журнал был основан летом 1943 года и сыграл важную роль как рупор широкой советской общественности в последние годы войны (после победы над гитлеровской Германией журнал был переименован в «Новое время»).
Являясь изданием профсоюзной газеты «Труд», журнал затрагивал самые острые проблемы отношений между союзниками, в том числе вопрос о втором фронте, о положении в Италии, где англичане и американцы пытались сохранить у власти реакционные элементы, проблему будущих отношений с Финляндией, по которой между участниками антигитлеровской коалиции также имелись известные расхождения. Послевоенные границы Польши, пробные шары гитлеровцев, искавших пути к сепаратному миру с западными державами, положение в Греции, анализ позиций Швеции и Турции, нейтралитет которых не всегда был безупречным (тут также имел место отнюдь не идентичный подход в лагере союзников), — все эти темы детально и глубоко обсуждались на страницах журнала. Там также довольно часто появлялись сдержанные, но вместе с тем меткие и бичующие тонкой сатирой карикатуры Бориса Ефимова, порой непосредственно направленные в адрес западных союзников, особенно в связи с задержкой ими открытия второго фронта.
Стоит отметить, что буржуазная пресса в Англии и США, даже в периоды наилучших отношений между участниками антигитлеровской коалиции, не переставала печатать, материалы, имевшие, мягко выражаясь, недружественный характер по отношению к Советскому Союзу. Однако, когда в журнале «Война и рабочий класс» стали появляться публикации, объективно показывавшие непоследовательность и противоречивость позиций западных держав по тем или иным конкретным вопросам, руководители Англии и США сочли это чуть ли не оскорблением и нарушением союзнических отношений. Так, в одном из своих посланий главе Советского правительства Черчилль, среди прочего, писал:
«Каждый день я получаю длинные выдержки из журнала „Война и рабочий класс“, который, кажется, предпринимает постоянные нападки слева на нашу администрацию в Италии и политику в Греции… Поскольку эти нападки делаются открыто в советских газетах, которые в иностранных делах, как это, правильно или неправильно, полагают, не отклоняются от политики Советского Союза, то расхождение между нашими правительствами становится серьезным парламентским вопросом. Я отложил выступление в Палате общин до тех пор, пока не дождусь результатов битвы в Италии, протекающей совсем неплохо, однако через неделю или через 10 дней я должен буду выступить в Палате общин и коснуться вопроса, о котором я упомянул в этой телеграмме, поскольку я не могу позволить, чтобы обвинения и критика остались без ответа».
В том же послании Черчилль жаловался на опубликование газетой «Правда» сообщения собственного корреспондента из Каира, в котором указывалось, что, по сведениям заслуживающих доверия источников, состоялась секретная встреча гитлеровского министра иностранных дел Риббентропа с английскими руководящими лицами с целью выяснения условий сепаратного мира с Германией. При этой Черчилль уверял, что он «никогда бы не стал вести переговоров с немцами отдельно и что мы сообщаем Вам, так же как Вы сообщаете нам, о каждом предложении, которое они делают».
Глава Советского правительства ответил на эти жалобы в одном из своих следующих посланий британскому премьеру.
«Что касается сообщения „Правды“, — писал Сталин, — то ему не следует придавать чрезмерного значения, как нет основания и оспаривать право газеты печатать сообщения о слухах, полученных от проверенных агентов газеты. Мы, русские, по крайней мере никогда не претендовали на такого рода вмешательство в дела британской печати, хотя имели и имеем несравнимо больше поводов для этого. Лишь очень небольшую часть сообщений, заслуживающих опровержения, из напечатанного в английских газетах опровергает наш ТАСС…
О журнале „Война и рабочий класс“ могу лишь сказать, что это профсоюзный журнал, за статьи которого Правительство не может нести ответственности. Впрочем, журнал, как и другие наши журналы, верен основному принципу — укреплению дружбы с союзниками, что не исключает, а предполагает и дружественную критику».
Ссылки Черчилля на то, что подобные публикации «становятся серьезным парламентским вопросом», как и рассуждения по поводу предполагаемого выступления премьера в Палате общин, Сталин вовсе игнорировал. Он сделал это, надо полагать, не случайно, ибо Черчилль уже не раз пытался прикрываться парламентом, когда хотел уклониться от обсуждения неприятного для него вопроса. У Сталина, который не был склонен принимать за чистую монету подобные аргументы, как и нередкие ссылки президента Рузвельта на необходимость считаться с американским конгрессом, это вызвало явное раздражение.