Странная барышня
Шрифт:
— Это ежели барыня позволит. Тута все ж земли еённые, и без спросу никому распоряжаться ими не должно.
— Крепостные, значит…
Договорить не успела, так как в памяти всплыла информация, что все крестьяне свободные, хоть и живут на барских землях, платя за это частью своего труда. Могут даже уйти в другое место, если совсем невмоготу, но там тоже придётся с земельным собственником договариваться. Да и не очень привечают пришлых местные.
Странно… По моим прикидкам, крепостное право ещё должно существовать. Но могу сильно
— Давай помогу чем, — предложила я Устинье. И тут же прикусила собственный язык, поняв, что только что ляпнула.
Реакция молодой крестьянки была сдержанной, но очень красноречивой. Устя посмотрела на меня, как на реально больную во всю голову. Видано ли такое, чтобы барыня белы ручки в навозе пачкала!
— Помогу, в смысле, читать и считать научу. Хочешь? — быстро меняю направление её мысли.
— Не! — замотала Устинья головой из стороны в сторону, поняв, что моя “кукушка” не собирается улетать в неизвестные края. — Пошто мне такое? Да и парни слишком вумную сторониться начнут. Не бабское то дело.
— Ох, Лизавета Васильевна!
Прервал наш разговор показавшийся Прохор. В своём тулупе, меховой шапке и с бородой, покрытой инеем, он казался настоящим Дедом Морозом.
— Гляжу, ужо сами на ноженьках? Справно! Мож, и банькой теперь не побрезгуете? Сегодня как раз топить собиралси.
— А давай! — рискнула согласиться я.
Честно говоря, очень хочется помыться. За время болезни гигиена ограничивалась лишь выносом Устиньей ночного горшка. Всё тело чешется и зудит от грязи. Так и до вшей недалеко!
В прошлой жизни никогда не пробовала баню по-чёрному, отдавая предпочтение сауне или хаммаму. Теперь вот и с этим чудом пришлось столкнуться. Наполовину погружённый в землю сарай своим видом не вызвал во мне трепетного предвкушения чистоты. Внутри оказалось ещё хуже. Но имеем то, что имеем. Выбирать особо не приходится.
Разделась. Устинья подхватила мою одежду и принялась стирать в лоханке, на дне которой лежали чёрные камни.
— Как я домой мокрая пойду по морозу?! — начала возмущаться я.
— Не волнуйтеся. Деда тулуп принесёт. Добежите и холодка не почувствуете. А шубейку вашу тута пропарю, чтобы живность в ней не завелася.
Хотела поинтересоваться, как сюда Прохор попадёт, но он сам явился и, абсолютно не стесняясь, стал скидывать с себя исподнее.
Читала, что раньше в деревнях совместная помывка была нормой, но всё равно такого допустить не могу. Прикрывшись руками, заорала и выгнала его вон. Хотя, что он там рассмотреть-то мог в этом дыму вперемежку с пеплом, витающим в разогретом воздухе? Пришлось Усте самой отдуваться, исполняя обязанности банщика. Прошлась по мне распаренным хвойным веником. Потом пару раз окатила водой.
Душно, везде сажа и страшно к стенкам прислониться, чтобы не испачкаться от такой “чистоты”. Но одновременно ощущаю себя на седьмом небе
В какой-то момент почувствовала головокружение и резко прервала банный релакс. Накинув тулуп на голое тело и запихнув ноги в валенки, быстро добежала до дома. Там нашла приготовленную заботливой Устиньей холщовую рубаху до пола и облачилась в неё, заодно повязав старенький платочек на ещё мокрую голову.
Дед Прохор подсуетился и выставил на стол горячий чай. На самом деле это не тот чай, к которому привыкла, но зверобой с мёдом оказался очень кстати.
— Ну чё, Лизавета Васильевна? — пробасил он, довольно глядя, как я, блаженно щурясь, пью отвар. — Полегчало-то от баньки?
— Полегчало, дедушка! Да так полегчало, что готова завтра в усадьбу ехать! Ты уж с утреца отвези, будь ласков.
5
Как только взошло солнце, Устинья разбудила меня и накормила толстенными вкусными блинами. После этого мы распрощались с ней. Прохор усадил в сани и заботливо укутал в безразмерную доху. Ехали по накатанной дороге долго… Наверное, долго, так как мне сложно отсчитывать время в этом медленном умиротворённом мирке. Может и полчаса прошло, а может и целых два.
Я крутила головой во все стороны, стараясь собственными глазами, а не с помощью памяти Елизаветы понять и прочувствовать местность, что меня окружает.
Вот река Веля с крутыми обрывами по своим берегам. Замёрзшая, только всё равно отчётливо угадывается её русло.
Вдалеке лес. Он словно в тумане из-за покрытых снегом деревьев, одновременно сливающихся и с небом, и с землёй. С нашей стороны реки, поля, холмы, пригорочки. Всё это вместе создаёт ощущение бескрайнего сказочного пространства, переливающегося бриллиантовыми искорками снега в солнечных лучах. Сижу, любуюсь и растворяюсь в блаженстве, кутаясь в тёплую доху Прохора.
Усадьба появилась внезапно, как только мы проехали глубокий овраг и взобрались на пригорок. Двухэтажное здание голубого цвета с мезонином и просторным балконом. Парадный вход с широкой лестницей. Четыре белые колонны, поддерживающие над ним крышу. Красота! К стенам основного здания прилепились длинные одноэтажные бревенчатые пристройки. Явно тоже жилые. Чуть поодаль конюшня, псарня и павильон. Маленькая часовенка с острым куполом, который венчает крест, покрытый настоящим сусальным золотом. Про золото знаю из памяти Лизы.
Её покойный отец очень гордился, что, несмотря на приличные траты, смог водрузить не простой деревянный крест, а золотой. Ещё благодаря её памяти знаю, что есть невидимые мне отсюда небольшой фруктовый сад, парк и пруд с карпами. Ну и так, по мелочи кое-чего, что недостойно внимания приличной барышни, но крайне необходимо в хозяйстве.
— Тпру… — остановил Прохор коня, прервав мои наблюдения. — Вот вы и дома, Лизавета Васильевна. Там уж дальше сами, а то барыня рассердится, что без дозволения своё рыло сермяжное в господские хоромы засунул.