Странная дружба
Шрифт:
— Ты всё равно до верха не достанешь. Придётся перемывать.
Она улыбнулась очень доброй улыбкой, чтобы Танька не обиделась. Но Танька бы и так не обиделась. Развела руками с видом «я сделал всё, что мог» и с успокоенной душой ушла к себе в комнату.
Там бухнулась животом на кровать и развернулась к окну. Тёплый, ничего плохого не предвещающий летний вечер. Глядя на такой, совсем не хочется размышлять о чём-то. Поэтому Таньростока п перевернулась на спину и уставилась в потолок. Вот он своей бездушной бледностью как нельзя лучше подходил для
Матвей хороший. Но Таньке он не нравится. Даже после первого секса. От которого другие девчонки были в эйфории. Никакой особой связи от этого не возникло. Танька невольно вздохнула. Потому что надеялась.
Матвея было немного жалко. Танька, получается, им воспользовалась. Для личных целей. И целей этих не достигла. И принялась мысленно убеждать себя, что она Матвею тоже не очень нравится. Совсем не как Женька Максиму. А Максим Женьке.
Ну вот. Опять он. Они.
Таньке стало стыдно. Хорошо, хоть во время секса Максима себе не представляла — это, по мнению Таньки, было вообще подло.
Из глубины квартиры раздался щелчок дверного замка. Вернулись Лера с Вовкой. А судя по голосу, ещё и папа. Света начала им что-то говорить — за закрытой дверью Танька не разобрала, что именно. Да это и не важно.
Неприятной радостью кольнула надежда. В конце концов, их семья тоже не образец классической. Но всё же нормально… Просто есть некоторые издержки — в основном, в общественной презентации.
И тут же надежда погасла. Исключение всё-таки подтверждает правило. Да и они с Женькой совсем не близняшки. Это у близняшек, наверное, слишком много общего. Почти генетическое клонирование. Как там в генетике? Если пара близняшек выйдет замуж за пару близнецов, то их дети генетически будут не двоюродными, а родными братьями и сёстрами. Так что там всё сложно.
А среди обычных людей третий — лишний.
Придя к совсем невесёлым выводам, Танька рывком села на кровати. И печально посидев так с минуту, всё-таки сползла. И вышла к своим. Потому что в тёплом семейном кругу печаль имеет свойство рассеиваться.
***
Женька проснулась одна. Разложенный край дивана пустовал смятой простынёй, подсвеченный утренним лучом. Вообще-то ощущение не слишком приятное. Тем более в чужой квартире. Хоть и не совсем чужой.
Женька не любила сразу вскакивать, едва проснувшись. Но сейчас бодрость настигла её неожиданно быстро, и она, на всякий случай стараясь не шуметь, соскочила на пол. Приоткрыла дверь в коридор. Прислушалась.
С кухни явственно доносился шум. Вроде бы даже от одного человека. Значит, Максим не бросил её на произвол судьбы. И не притащил какого-нибудь приятеля на утреннее пиво. Хотя последнее за ним обычно и не водится.
Женька, поправив короткую ночнушку — голой она спать на могла — потихоньку пошла к кухне. На шум. И не пожалела, что не стала с порога голосить.
Максим стоял к ней спиной. В одних джинсах. Около плиты. Судя по тихому шкворчанию масла и запаху яиц — готовил завтрак.
Мышцы его спины перекатывались под плотной
— Привет, — тепло поздоровалась Женька.
Первым порывом её было сделать сюрприз и молча обнять парня со спины. Но получать какой-нибудь лопаточкой не хотелось — а с испугу можно сделать и не такое. Так что Женка сначала подала голос, и только потом обхватила Макса сзади.
Тот обернулся на её голос, но увидеть Женьку не успел — она уже прижалась к нему. Плечо защекотало мягкое дыхание, а где-то в районе широчайшей мышцы спины через тонкую ткань он различил упругое прикосновение грудей. И едва не ошпарился и край сковородки.
— Ты, оказывается, умеешь готовить, — проворковала Женька, и Максим ощутил на плече её короткий поцелуй.
— Никому не говори, — заговорщицки посоветовал он в ожидании, когда уже эту яичницу можно будет оставить в покое.
— Ладно, — легко согласилась Женя. И потёрлась щекой о его лопатку. Максим решил, что на пару минут яичницу можно оставить и без присмотра.
Выпустив кухонные орудия труда, он круто развернулся и сгрёб вскрикнувшую от неожиданности Женьку в объятия.
— Ай! Раздавишь! — притворно вскрикнула она, обвивая его шею своими руками. И размыкая губы для поцелуя.
Яичница едва-едва не подгорела.
— А у Таньки скоро день рождения, — как бы между делом произнесла Женька, делая глоток чая и глядя в тарелку с яиченной половинкой. — Восемнадцать лет.
— Здорово, — на автомате отозвался Максим, внутренне подбираясь. С чего бы Женька заговорила про сестру?
— Макс… — Женька сделала короткую паузу, и Максим начал подозревать недоброе. — А ты как смотришь… Ну, если мы с ней его отметим?
— Я? Нормально… — растерянно и одновременно с облегчением отозвался Максим.
— Хорошо, — Женька облегчённо улыбнулась, бодрее отпиливая подрумянившийся яичный край. — А то мне кажется, ей одиноко. Спасибо!
— Да не за что, — Максим всё ещё не мог поверить, что вопрос был только в отмечании дня рождения.
Потому что Танька ему нравилась. Как и Женька. Не настолько, чтобы бросать её. Но всё же. И Максим подспудно ждал, когда Женька всё поймёт и припрёт его к стенке. Поэтому по возможности старался уходить от разговоров о Таньке.
А теперь с ней предстоит отмечать её день рождения. Но Женька же будет с ними. Поэтому надо держать ухо в остро. Но это, скорее всего, будет не сложно. Всё должно быть нормально.