Странная дружба

Вкуфь Вера

— Что?.. — глухо спросила Таня, коротко выглядывая на него из-за тёмной шторки волос. Будто сама не знала, что…

— Они против, — резко выдохнул Максим, ни на кого не глядя.

Странно, но вся родительская реакция только сейчас утрамбовалась в два этих слова. Таких простых и холодных. И таким не удивительным.

— Ты же говорил, они адекватные, — без надежды, севшим голосом пробормотала Танька, уже даже не выглядывая из-за своих крашеных волос.

— Они и есть адекватные! — чуть ли не выкрикнул Максим, толком не понимая, почему его всё

злит.

Таня от неожиданности ещё сильнее вжалась в диван. А над Максимом кроме дымного облачка простёрся спокойный, властный голос.

— Не ори на неё, — он не сразу понял, что голос этот принадлежит всегда тихой и сдержанной Жене. Удивлённо приподнял глаза. И будто оказался пригвоздённым уверенным взглядом. И вообще Женя в первый раз в жизни стала очень похожа на своего отца.

— Не ори на неё, — после паузы уже суше повторила она. — Если тебе надо беситься — то бесись. Но один.

Максим пристыдился. И почувствовал себя воздушным шариком с проткнутым боком. Который, демонстрируя растянутые бока, умирает.

— Ни Танька, ни я тут не при чём. Да и твоей вины нет, — Женя стряхнула в пепельницу пепел и снова затянулась. Потом буднично спросила:

— Тебя теперь отсюда выселят?

Максим почувствовал себя ещё хуже. Почему Женька сохраняет самообладание и ясность мысли, а он нет? Гнев внутри стал явственно перемешиваться с растерянностью.

Пожал плечами. А Женька тем временем атаковала его следующим вопросом:

— Нам уйти или остаться? — так резко, словно добивая и без того нарушенное сознание.

Танька испуганно глянула на неё, будто побаиваясь внезапно решительной сестры. И обрываясь в душе от мысли, что та спрашивает не только про данный конкретный момент.

— Я про сейчас спрашиваю, — будто прочитав её мысли, чуть смягчилась Женя. И в её глазах промелькнул, наконец, оттенок печали.

— Останьтесь, — голос Максима вроде бы прозвучал сильнее. — Пожалуйста…

***

Сидеть в квартире было невыносимо. А идти куда-то развлекаться — в то же кино — ещё невыносимее. Они вроде бы переговаривались — о грядущей осени и начале учёбы. О том, что надо бы купить колбасы — та уже засыхает. И даже зачем-то о способах содержания «карманных» собак. Но тень чего-то тёмного и неизбежного всё равно и не думала рассеиваться.

Помаявшись, Максим всё-таки предложил дамам совершить лёгкий променад. И те без особого энтузиазма согласились. Правда, и предлагал Максим без оного.

На улице, как на зло, погода стояла прекрасная — на небе ни облачка, и августовское солнце будто на прощание согревает весь мир особенно ласковым светом. От такого свою печаль ощущаешь особенно полно, даже если она разделена на троих. И будто смотришь на радостный, беззаботный мир через прозрачное стекло. Вроде ничего и не мешает. Но ходу туда нет.

По району бродить не хотелось, и было решено уехать куда-нибудь. Туда, где ещё нет личной истории.

Народ в автобусе рассосался быстро. И уже через пару остановок все смогли усесться на двойной ряд сидений лицом друг к

другу. Правда, перед этим какой-то противный парень пытался усадить Женю на своё место. На что вместо обычно вежливого отказа получил такую тонну презрения во взгляде и голосе. Настолько, что, кажется, больше никогда не захочет уступать девушкам места. А жаль — Максиму подспудно хотелось вмешаться и в лице этого тупака выместить всё недовольство этим миром. Словесно, в основном. Но там как пойдёт. Не зря же он занимается спортом. Да и у Тани, кажется, возникли к этому парню некоторые претензии — чего это Женьке он место уступает, а ей — нет? Но всё-таки любовью к публичным скандалам эти трое не страдали, так что продолжения так и не случилось.

Городские виды постепенно сменяли друг друга на всё менее и менее знакомые — и в конце концов окончательно перестали узнаваться. Дома становились всё ниже, постройки всё более деревянными, а зелени всё больше. И тоски будто бы становилось меньше. Поэтому Танька, привалившись плечом к гудящему стеклу, всё-таки вполголоса спросила Максима:

— И что… Будешь мамку с папкой слушаться?..

Наверное, в её голове вопрос прозвучал более насмешливо и издевательски. Но на деле же в Танином голосе прозвучал звенящий страх. Особенно к концу фразы. Но несмотря на него голос Жени прозвучал безо всякого к нему сочувствию:

— Перестань. Каждый имеет право на выбор.

Таня под её голосом поджалась. Но почти сразу заставила себя выпрямить спину и напустить на себя независимого вида. Даже принялась бормотать какую-то песенку себе под нос.

Честно, Максим был им благодарен. Жене — что пытается снять с него будто навьюченные со всех сторон безмолвные обязательства. Тане — что сдерживает эмоциональную натуру и не устраивает истерик. И им обеим — что остаются рядом и переживают вместе с ним. Живут.

— Давайте уже выходить, — предложил Максим. — А то нас скоро обратно в «Юннат» увезёт.

Танька с Женькой слабо рассмеялись может быть не слишком удачной шутке. Но Максиму сейчас хотелось казаться хохмачом. И это ещё один повод для благодарности — когда тебя видят тем, которым тебе хочется.

На этой остановке было мало асфальте — только колея вдоль дороги и площадки перед домами. Остальное — жёлтые тропы через зелёные травы.

Растения здесь не были ограничены газонами и клумбами, как в более центральных районах. Скорее жилые дома и магазины ютились, под шумок отвоёвывая себе небольшие пятачки у природы.

Впереди, за крышами домов, виднелись густые, пока не тронутые жёлтым, кроны деревьев. Лесополоса. В ту сторону Максим и взял.

— Ты нас закопать в лесу решил? — уже привычно-насмешливо поинтересовалась Танька, когда коричневая тропка увела их за первые клёны.

— Ага… Одну из вас… — само вырвалось у Максима.

Он переглянулся с Женькой. Потом с Танькоц. И все трое прыснули. А потом и захохотали в голос — всё-таки внутреннее напряжение и нестандартная ситуация сильно искажают восприятие чёрного юмора.