Странная практика
Шрифт:
Грета достала телефон и набрала номер приемной.
После трех гудков Надежда ответила: Грета знала, что, если бы в тот момент у нее был пациент, звонок переключился бы на автоответчик, и все-таки ей было неловко заставлять подруг не только заниматься лечением, но и играть роль регистратора.
– Грета, – голос Надежды звучал совершенно спокойно, – что у тебя?
– Привет, Деж. Сейчас – ничего особенного. – Она не справилась с зевотой. – Еще раз спасибо, что подменила без всякого предупреждения. Как все идет?
– Брось, ты же знаешь: мне нравится
– Со мной все в порядке, – ответила она, ясно представив себе, как Деж суетится, и невольно улыбаясь. – Просто всю ночь не спала: вызов на дом, и серьезный. С таким никогда раньше не сталкивалась. Кажется, угроза миновала, но жду результатов исследований.
– Которые будут готовы лет через сто, – проворчала Надежда. – Так что шла бы ты домой и, черт побери, поспала, пока получается. Не беспокойся о приеме: все под контролем, а Анна сказала, что сможет взять на себя завтра и послезавтра, если понадобится. Я ей уже позвонила.
В этих словах не было абсолютно ничего такого, что вызвало бы у Греты слезы, однако горло у нее перехватило точно так же, как от искусного латте Ратвена. Она не заслужила такой дружбы!
– Спасибо, – сказала она, с облегчением услышав, что голос звучит совершенно обыденно. – Я… чем-нибудь перекушу, а потом уйду, пожалуй, ненадолго домой. Спасибо, Деж.
На самом деле ей хотелось бы броситься к Ратвену и посмотреть, как чувствует себя Варни, хотя она прекрасно понимала, что Ратвен позвонил бы ей в случае каких-то изменений.
– Не за что. Позвони, если что-то будет нужно, ладно?
– Обязательно, – ответила Грета в телефон, – и – спасибо.
Она судорожно сглотнула. Это – усталость и пониженное содержание глюкозы в крови. Надежда права: сначала еда, а потом – отдых.
Вздохнув, Грета повернулась и пошла по Уайтчепел-роуд. В следующем квартале как раз есть вполне приличный паб «Слепой попрошайка», где ее смогут снабдить каким-нибудь ленчем, а потом, возможно, действительно удастся поехать домой и немного поспать.
Грета ничуть не удивилась, когда и этот план оказался совершенно неосуществимым.
Знакомый раскатистый кашель, раздавшийся за спиной, заставил ее остановиться и обернуться к серой фигуре ее самого частого пациента: без пальто, с поднятым воротником пиджака и в надвинутой на уши шляпе он уныло брел под ноябрьским ветром. Пробормотав несколько неподобающих даме слов, она потрусила обратно, к Фаститокалону, пробираясь между дневными покупателями.
– Фасс, какого черта ты ходишь в такую погоду без пальто? Кашель просто жуткий!
– Спасибо, конечно, – откликнулся он, посмотрев на нее. – Какая приятная встреча, доктор Хельсинг: ты всегда освещаешь день, словно лучик солнца.
Тут он снова раскашлялся и больше ничего не добавил. Звук был противный: бронхиальный и резкий, словно рвущаяся материя.
Грета обняла его за плечи.
– Так,
– Плевала я на чужие взгляды, – ответила она. – Садись. Я сейчас.
Фаститокалон устроился на одном из стульев в небольшом зале ожидания аптеки. Он был рад присесть: на самом деле ему было гораздо больше тех пятидесяти с лишним, на которые он выглядел. Грета что-то говорила фармацевту, одновременно заполняя голубой листочек и шаря в громадной сумке в поисках врачебного удостоверения. Он наблюдал за ней – очень светлые волосы, почти бесцветные под люминесцентной лампой, быстрые жесты, сопровождавшие слова, – и думал о том, насколько она похожа на своего отца. Уилферт Хельсинг был не только врачом, но и близким другом Фаститокалона, так что он знал Грету буквально с рождения, а после смерти Уилферта старался за ней присматривать.
В каком-то смысле. Он и правда старался непреднамеренно не проскальзывать в головы людей, но с Гретой все было иначе. Он предложил, а она приняла молчаливую защиту в виде его ментального присутствия: далекой и по большей мере незаметной искорки в самом уголке ее сознания – ощущения, что она не одна.
Ему подумалось (не в первый раз), насколько странно подчиняться приказам той самой девчушки, которую в шестимесячном возрасте вырвало на плечо его совершенно незаменимого итальянского пальто от 1958 года, – девчушки, которую он когда-то приводил в восторг, превращая пластмассовые кубики в ярких неуклюжих жуков, которую он с не слишком впечатляющим успехом натаскивал по таинственным законам алгебры для шестого класса. Женщины, которая в холодный и мерзкий день обратилась к нему за поддержкой и сказала: «Фасс, помоги, я не знаю, чтоделать».
Люди живут так быстро!
Его снова сотряс приступ кашля, и Фасс спрятался за носовым платком, проклиная множество самых разных обстоятельств, включая лондонскую погоду, собственное упрямство и события испанской инквизиции. Внезапно Грета оказалась рядом и сунула ему в руку знакомый пластиковый баллончик.
– Держи. И вот еще ингалятор более длительного действия. Почему ты не сказал, что у тебя лекарства закончились? И ты курил! Я собираюсь по этому поводу на тебя хорошенько накричать.
Волшебные вещества уже делали свое дело: вскоре он перестал кашлять и вытер слезящиеся глаза.
– По-моему, ты уже кричала. Мы тут устроили скандал.
– Нет, – возразила Грета, помогая ему встать и кивая фармацевту. – Я еще не начинала кричать, а скандал – это когда швыряют вещи и (или) кого-то выбрасывают в окно. Сейчас это просто небольшое нарушение спокойствия. Пошли, я заставлю тебя съесть ленч, а вот потом смогу на тебя накричать. Ты сможешь рассказать мне, почему расхаживаешь в ноябре без нормальной верхней одежды, а я смогу рассказать о том, какой у меня был отвратительный день… э… ночь и утро.