Странная жизнь и труды Эндрю Борда, тайного агента, врача, монаха, путешественника и писателя
Шрифт:
Будущие юристы сходились на том, что меч в руках принца важнее закона; философы утверждались во мнении, что органы чувств не могут ввести в заблуждение их обладателей; и прочая, и прочая. Недаром великий полимат Роджер Бэкон (ок. 1214 – после 1292) в трактате «О врачебных ошибках» бичевал «толпу медиков», предававшихся «обсуждению бесконечных вопросов и бесполезных аргументов». Через четыре столетия его однофамилиц Фрэнсис Бэкон (1561–1626), великий философ и историк, сетовал в своем «Новом Органоне» о том, что «громкие и торжественные диспуты часто превращаются в споры относительно слов и имен».
В качестве примера такого диспута приведу описание публичного спора француза Герберта из Орийяка (ок. 945-1003), бенедиктинского монаха, преподавателя знаменитой кафедральной
«Герберт: Конечная причина, то есть цель философии заключается в познании Божественного и человеческого.
Отрих: Такое определение слишком многословно. Философ должен быть краток, а цель философии можно определить одним словом.
Герберт: Далеко не все причины или цели могут быть определены одним словом. Платон, например, определяет причину сотворения мира тремя словами: «добрая воля Бога».
Отрих: Но слово «добрая» в этом определении излишне, так как Бог не может желать зла.
Герберт: Бог действительно не может быть злокозненным, однако слово «добрая» имеет все-таки здесь логическое значение. По своей субстанции Бог только добр, все же сотворенное им является причастным добру. Поэтому упомянутое слово поставлено здесь с целью одновременно определить и саму сущность Божественной природы. Кроме того, для доказательства того, что не всякая причина может быть выражена одним словом, скажу, что причину тени нельзя выразить короче формулы: «тело, противопоставленное свету».
И так далее, и тому подобное….
Изучение грамматики в университетах сводилось к освоению краткой теории словесности, к чтению и анализу сочинений римских классиков и церковных книг.
Сначала ученикам давались понятия о трех главных родах поэзии: драматической, повествовательной и смешанной. Драматическая поэзия делилась на трагическую, комическую, сатирическую и мимическую; повествовательная – на ангелитическую, историческую и дидактическую; смешанная – на героическую (Гомер) и лирическую (Гораций).
Затем преподаватель читал текст произведения и давал объяснения, которые складывались из грамматического комментария (littera), первоначального объяснения текста (sensus) и его дальнейшего анализа (sententia). Просодию – учение о стихотворных размерах и ритмах – изучали на примерах, заимствованных из Вергилия и Овидия.
Практическая часть курса заключалась в толковании отдельных вопросов Священного писания и сочинениях на сюжеты из Библии и Житийной литературы.
Знание риторики – матери красноречия – было необходимо, чтобы правильно строить фразы при чтении проповедей на заданную тему, а также при составлении по имеющимся образцам (formulae) различных юридических бумаг – официальных писем, завещаний, грамот (в связи с чем учеников знакомили с основами Римского права и права канонического, то есть, церковного).
Диалектика (логика) заключалась в подготовке к ведению споров на религиозные темы, к защите догматов веры, в методах отыскания духовных истин посредством дискуссий, в искусстве логического рассуждения и его языкового выражения. Знание диалектики ценилось очень высоко, так как она учила правильно мыслить, строить аргументы и доказательства и должна была подготовить будущих клириков [9] к диспутам на религиозные темы, защите церковных догматов и опровержению ересей.
9
Клирик – церковнослужитель, духовное лицо, отличное от мирян. Клир (от греч. ,)
Точные науки в английских университетах находились «в загоне», и неудивительно, что к началу раннего Нового времени Англия оказалась в арьергарде европейской математической и астрономической культуры. Достаточно сказать, что к концу XV века в Италии, например, было издано около двухсот математических трактатов, в Англии же первая книга, посвященная исключительно арифметике, вышла лишь в 1522 году. Она была написана латынью, называлась «Искусство вычислений в четырех книгах», содержала двести пятьдесят девять страниц в формате in quarto и принадлежала перу замечательного гуманиста, дипломата, церковного и государственного деятеля Катберта Танстолла (1474–1559).
Поэтому до выхода этой книги университетские преподаватели учили счету и вычислениям, основываясь на сочинениях Боэция, англосаксонского монаха-бенедиктинца Беды Достопочтенного (ок. 672–735), основателя средневекового энциклопедизма севильского епископа Исидора Испанского (ок. 560–636) и англосакса Алкуина (ок.735–804 – выдающегося средневекового мыслителя, богослова и поэта, приглашенного Карлом Великим к императорскому двору и возглавившего просветительское движение, которое в истории именуется Каролингским Возрождением.
Замечу, что арифметика, кроме «торговых надобностей», использовалась и для мистического толкования чисел, встречающихся в Священном Писании. Алкуин, например, утверждал, что число существ, созданных Богом, есть шесть, так как шесть – число совершенное (оно равно сумме своих делителей: 1,2,3); 8 – число с недостатком, так как сумма его делителей 1+2+4<8 (по этой причине вторичным своим происхождением человечество обязано числу 8: таково число душ, бывших в Ноевом ковчеге).
Геометрия в Университетах изучалась по «Началам» – главному труду величайшего математика античности Евклида, написанному около 300 года до н. э. и в латинских переводах хорошо известному в средневековой Европе. Но изучение это было весьма поверхностным (Р. Бэкон писал, что его оксфордские студенты, как правило, стремились узнать лишь первые четыре постулата Евклида, простые и очевидные, а пятый постулат презрительно именовали pons asinorum – «мостом для ослов»9). Поэтому преподаватели большую часть учебного времени посвящали примерам решения некоторых элементарных геометрических задач, встречающихся, например, в землеустройстве, а также сообщали некоторые, порой весьма фантастические сведения о различных странах, землях и населявших их народах (!).
Астрономию преподавали по «Трактату о сфере» (ок. 1230), принадлежавшему перу выпускника Оксфорда, а позднее профессора Сорбонны, Джона Холивуда (ок. 1195 – ок. 1256), более известного под латинизированным именем Иоанна Сакробоско. В этом трактате, который на протяжении четырех веков был общепринятым учебником астрономии в европейских университетах, излагались основы сферической геометрии и геоцентрической (птолемеевской) системы Мира; студенты получали сведения о созвездиях и Знаках Зодиака; их обучали определять время восхода и захода светил с помощью простейшей астролябии (старинный астрономический инструмент). Знание начал астрономии было необходимо для определения сроков наступления христианских праздников. Так, вычисление дней праздновании Пасхи (пасхалий) основывалось на совпадении солнечного и лунного времен каждые девятнадцать лет.
Главным и, пожалуй, единственным руководством при изучении последнего искусства квадривия было «Наставление к музыке» Боэция. Музыка – это учение о гармонии, о мере, о пропорциональных соотношениях, о числах, на которых основаны музыкальные модуляции. Даже космос построен на принципах музыкальной пропорциональности: отношения между семью небесными сферами равны отношениям, выражающим музыкальные интервалы. «Тот является музыкантом, – учил «последний римлянин», – кто приобщился к музыкальной науке, руководствуясь точными суждениями разума, посредством умозаключений, а не через исполнение…».