Странница
Шрифт:
– А ты видел? – перебил шут.
– Шкуру, – признался Маркус. – В юности. Они редко попадаются и намного севернее. Сюда не забредают. Еще зверюги такие есть, кошки полосатые, но величиной с лошадь. И зубы, как у черных медведей. Клыки – во!
– Саблезубые тигры. Пещерные медведи. Драконы. То есть птеродактили. Может, у вас и водные чудовища водятся?
– В реках? Нет. Они в реки не заплывают, им мелко. А в морях – водятся. Тоже, правда, редко, и я не видел.
– Я скелет видел, – сказал шут. – Только это не рыбы, а животные. И правда, огромные. Намного больше человека. И зубы… Лена, здесь,
– Чепуха, – отмахнулся Маркус. – Делиена, чем хочешь поклянусь: чепуха. Плохо, что пешком идти придется и барахло на себе тащить.
– А у тебя нога, – чуть не расплакалась Лена. Маркус внимательно пересчитал:
– Вообще-то две. Ну, я буду страдать и хромать, и весь груз потащит шут.
– Я пса навьючу, – засмеялся шут. – Лена, ну не переживай. Отбились, и это главное.
Оборотни действительно не вернулись, подвывали издалека, пока это не надоело Гару и он не разразился для начала впечатляющим лаем, а потом показал всем, как надо выть. Оборотни устыдились, и после этого в округе наступила тишина. Когда рассвело, они даже поспали немножко, хотя Лене казалось, что спать она не будет неделю. Потом шут, как ни в чем не бывало, сбегал к ручью умыться и сел бриться: бритва у них с Маркусом была одна на двоих, чтоб таскать поменьше.
– Туда не смотри, – посоветовал Маркус, отворачивая Лену от того места, где вчера были лошади. и начиная собирать вещи. – Позавтракаем потом, хорошо?
Недоволен решением был только пес, который был готов завтракать всегда и везде. Обедать, ужинать и полдничать – тоже. Груз легко разместился в двух заплечных мешках, Лене, конечно, ничего нести не доверили, и даже Гару не навьючили. Маркус практически не хромал, но груз у шута был все равно заметно больше. Правда, шагал он легко. Лена понимала, что десяток килограммов для молодого и сильного мужчины – ерунда. Даже больше десятка. Просто привыкла она к другой действительности, когда мужчина не погнушается флиртовать с женщиной, которая сумки с базара тащит, но помочь поднести не предложит.
В первой же деревне они купили лошадь. Сначала вообще продавать не хотели, но потом выяснили, что для Светлой, и начали отдавать даром, насилу Маркус всучил деньги. Светлая на лошадь, правда, садиться отказывалась, зато мужчины сложили на нее весь груз и бодро топали рядом налегке. След от укуса исчез к следующему вечеру, а Маркус снял повязку – рваная рана казалась обыкновенной царапиной. Гару больше не чавкал, зализывая свою рану, а бодро носился за птичками, взлетающими прямо из-под ног.
Ночью небо заволокло тяжелыми тучами, так и висевшими над головой еще несколько дней, а прорвало из как-то сразу: хлынул даже не дождь. Даже не ливень. Лена промокла практически мгновенно. Мужчины начали ставить палатку, но дождь хлестал так, что удалось им это не сразу. Правда, с такой дикой силой он перестал хлестать довольно быстро, плавно
– Лена, давай-ка разденься, – скомандовал шут, – а в палатке наденешь сухое платье, у нас мешки непромокаемые. Давай-давай, мы отвернемся.
Лена послушалась. Платье липло к телу, так что на процесс снимания ушло неожиданно много времени. В палатке (а она была с дном, как и положено хорошему туристскому снаряжению) она быстренько обтерлась полотенцем и вытащила из мешка платье. Оно было влажное, как и все прочее. Непромокаемость мешков не была рассчитана на такой напор. Мужчины залезли уже в одних трусах – тоже совершенно мокрых, поспешно натянули штаны и рубашки. Гару зарыдал снаружи. Лена немедленно начала его жалеть, но шут остановил:
– Врет: я ему тент натянул, на него не капает. Ему просто скучно. А ты представь: ведь первое, что он сделает, если мы его впустим, – вытрясется. Поскулит и перестанет.
– Тут еще только его не хватало, – проворчал Маркус, – и так тесно. Черт, все мокрое… Холодно будет. Вот это одеяло чуток посуше. Делиена, давай-ка в серединку, еще простудишься.
Так и спали в обнимку, и все равно мерзли. Дождь постепенно стих, капли уже не барабанили по круглой крыше палатки, а легонько постукивали, потом уже просто шуршали, когда сквозь плотную ткань стал проступать солнечный свет, Лена проснулась окончательно. Маркус тихонько похрапывал, обняв ее. Лена осторожно сдвинула его руку со своего бедра, и он тут же открыл глаза.
– О, солнышко! Шут, вставай, сушиться будем.
Шут побормотал, но просыпаться не стал. Маркус вылез наружу, а вместо него внутрь немедля просочился Гару и полез с мокрыми поцелуями сразу к обоим. Грязен он был – ни в сказке сказать, ни пером описать, Лена насилу его прогнала и выбралась следом. На небе не было даже намеков на облака, раннее солнце уже поджаривало. Маркус развешивал по кустам их вчерашнюю одежду и мокрые одеяла.
– Дрыхнет? Ну и здоров он спать, а?
– А я не здорова, – проворчала Лена. – Всю жизнь было любимое занятие: поспать, сны посмотреть…
– А зачем тебе сейчас? Ты и так в сон попала. Разве нет? Маги, оборотни, мечи… Кстати, перестань бояться оборотней, практически безвредные существа, ну не виноваты же они в том, что заболели. Это просто болезнь такая. Как у вампиров. Не бойся, не заразная. Мы оборотнями не станем. Шут – уж точно. Никогда не слышал, чтобы эльфы становились оборотнями или вампирами.
– Почему ты так хорошо понимаешь меня, Маркус? – спросила Лена. В сером платье было жарко и противно: оно было все-таки влажное. Маркус порылся с мешке и кинул ей рубашку шута.
– Переоденься. Твои ножки я уже видел, так что стесняться не надо. А платье посушим. – Он отвернулся и продолжил: – Сам не знаю, почему я тебя понимаю. Сроду женщин не понимал. А тебя – понимаю. Ты естественная, что ли… Делиена, а ты в принципе флиртовать или кокетничать умеешь?
– Нет, наверное.
– Ваш мир жесток к женщинам, – вдруг заявил Маркус. – Ну где ж это видано, чтоб женщина должна была целый день работать, а потом еще домашними делами заниматься?
– Ну да, – кивнула Лена, – то-то я смотрю, травницы да белошвейки сплошные бездельницы. Горничные, кухарки…