Странник по прозвищу Скиф
Шрифт:
— Ваш шеф такая загадочная личность… — прищурив глаза в кокетливом испуге, поведала Ксения. — Он… он…
— Он, я вижу, произвел на вас неизгладимое впечатление, — буркнул Скиф, пытаясь не встречаться взглядом с алмазной подвеской.
— Не стану скрывать, мой драгоценный сейф. — Женщина облизнула розовым язычком пухлую нижнюю губку. — Зрелые мужчины, видите ли, моя слабость… Но юноши вроде вас мне тоже нравятся. Своей непосредственностью и неутомимостью.
Ее глаза откровенно смеялись, и Скиф, поминая про себя шайкальи ребра и потроха, постарался принять вид независимый и суровый. «Кажется, эта штучка мне не по зубам, — с тоской подумал он. —
— Так вот, о вашем шефе… и о вас… — Изумрудные глаза прелестной Ксении вдруг округлились, будто она собиралась поведать собеседнику нечто загадочное, сугубо интимное. — Да, о вас, мой дорогой! Быть может, вы и в самом деле лишь ходячий сейф? Впервые встречаю человека, который не любит посплетничать о своем начальстве.
Грубовато работает, подумал Скиф, грубовато, зато с напором. Тут он припомнил, что зеленоглазая его клиентка не в первый раз странствует в Мире Снов и не его первого пытается подцепить на крючок, и усмехнулся.
— Впервые, прелестная дионна? Выходит, мои коллеги были поразговорчивей?
— Ну-у, я бы не сказала… — Губки женщины сложились алым колечком. — Хотя в других отношениях… — Ее насмешливый взгляд скользнул по мощным плечам Скифа, по его крепкой шее и мускулистым обнаженным рукам. — В других отношениях они, должна признаться, проявили инициативу и похвальное усердие. Во всяком случае, их не пришлось загонять в постель силой.
— Что поделаешь, такой уж я выродок, — с кривой усмешкой признался Скиф.
В глубине канилли, над многочисленными входными арками, ведущими на террасу, вдруг вспыхнули лиловым пламенем девять изящных иероглифов, девять первых букв шардисского алфавита, символы начинавшейся завтра Большой Игры. Ксения, склонив к плечу головку в короне черных волос, с любопытством разглядывала их; Скиф, облегченно вздыхая, оторвал взор от дразнящей подвески и тоже уставился на строчку письмен, стараясь успокоиться и медленно повторяя про себя: олорто… унузу… уузуу… асара… елегемен… эйсэш… ийниил… юнью… яйя…
То были названия гласных букв, перечисляемых в шардисском алфавите первыми, древние знаки общепланетного языка, ибо Шардис не в пример Земле давно уже не был поделен на множество держав и народов, не разумеющих наречия друг друга. Конечно, непохожесть существовала и здесь, проявляясь в личных именах, в цвете глаз или волос, в традициях и обычаях, но все это было сглажено, смягчено многовековой интеграцией, объединявшей бесчисленные архипелаги и острова в единое целое. Пожалуй, лишь обитатели крайнего юга и севера, земель, носивших поэтические названия Край За Облаками, Южный Серп и Снежные Пустоши, говорили чуть-чуть иначе, чем прочие шардиссцы: сильней растягивая долгое «уу» либо смягчая и проглатывая окончания слов. Но письменные знаки всюду были одинаковыми, и девять из них символизировали сам Шардис, теплый Фрир, местное светило, Первую и Вторую Луны, Звезды, Небеса, Твердь Земную, Воды и Воздух. Этим святыням соответствовали девять игровых хрустальных шаров, которые закрутятся завтра в гигантском подземном хранилище Куу-Каппы, девять сфер в гироскопической подвеске, украшенных иероглифами древних букв. Они будут вращаться в темноте, и лишь девять световых лучей, пронизывающих мрак, оставят яркие пятна на их невидимых глазу поверхностях. Когда сферы замрут, во всех бесчисленных залах и переходах Куу-Каппы, в жилых пузырях, на террасах канилли
Мудрый способ испытывать везение и судьбу, подумал Скиф, мудрый и безобидный. Рука Божества Удачи верней находила достойных, чем все политические интриги и дрязги землян, все сражения и нескончаемые дебаты тех, кто рвался послужить отчизне, народу и обществу.
За спиной послышались шаги, потом негромкое вежливое покашливание. Скиф обернулся. От его недавней расслабленности не осталось и следа, пальцы ощупывали сквозь рубашку ребристую лазерную рукоять. Впрочем, он тут же выпустил ее — к чему оружие в мирном Шардисе? Так, для самоуспокоения…
Перед ним стоял мужчина лет сорока, довольно высокий по местным меркам, с волевыми чертами красивого оливково-смуглого лица. Ноздри незнакомца были украшены крохотными голубоватыми жемчужинами, под правым ухом раскачивался золотистый квадратик, миниатюрный серад-уул, обрамленный по краям блестками зеленых камней. Глаза у мужчины тоже были зеленоватыми — не такими яркими и блестящими, как у спутницы Скифа, но с явственным изумрудным отливом. Одет он был весьма пристойно, но без кричащей роскоши — в серую, тончайшего шелка рубаху с кружевным воротом и пышными манжетами и синее трико, плотно облегавшее крепкие ноги. Богатый человек, решил Скиф, припоминая, что голубой жемчуг на Шардисе является редкостью.
Незнакомец учтиво поклонился.
— Да пошлет вам Твала удачу во всех начинаниях! Я Чакара уко Экоб, с Наветренного Архипелага, серадди Куу-Капны… Могу ли осведомиться о ваших уважаемых именах?
— И вам желаю милостей Твалы, — пробормотал Скиф ритуальное приветствие, пытаясь сообразить, что же понадобилось этому смуглому красавцу. — Ксарин уко Паратама с Пологих перевалов. — Он кивнул в сторону Ксении, не без интереса разглядывавшей Чакару. — Я Сингар нин Таб уко Илла, с…
— …с Приполярного края, если не ошибаюсь? — Смуглый вновь склонил голову. Пальцы его характерным жестом коснулись украшенных жемчугами ноздрей.
— Разумеется, — подтвердил Скиф.
На большинстве шардисских островов родство считалось по материнской линии, и приставка «уко» обозначала сына либо дочь женщины, но никак не ее супруга. Супругов могло быть несколько, ибо шардисцы по большей части практиковали полигамию и свободную любовь во всем ее многообразии, не отказываясь, впрочем, и от брачных союзов, весьма разнообразных и существовавших в пяти или шести различных формах. Самым редким и весьма архаичным являлся пожизненный брак, сохранившийся лишь в периферийных окраинных землях; рожденные в нем могли добавлять к своему имени «нин» — как указание на отца, который был им точно известен. Впрочем, такие мелочи не слишком интересовали шардисцев.
— Приехали развлечься, дион Сингар? И ваша прекрасная дионна тоже? — спросил Чакара.
— Что же еще делать на Куу-Каппе в это время? — ответствовал Скиф, раздумывая над тем, не предложить ли смуглому красавцу присесть. Шардисцы были весьма церемонны в части этикета. К тому же дион Чакара ему понравился — чем-то неуловимым он напоминал Джамаля.
Серадди, однако, садиться не хотел; видимо, у него имелись другие планы. Покосившись на Ксению, он протянул:
— Что делать, дион Сингар? Сегодня, когда Девять Сфер еще неподвижны, можно пить, развлекаться и танцевать. Танцевать! Чем не занятие?