Странник поневоле

Долинго Борис

– Да нет, это я так сказал, фигурально, – заверил машину Богдан. – А что, я и полечиться тут могу, если что?

– Функция медицинской системы не заблокирована, – подтвердил Компьютер. – Мне кажется, тебе следует пройти курс обследования и реабилитации: уже на уровне первичного сканирования я регистрирую некоторый сбой в эндокринной системе.

– Вот даже как, – Богдан приподнял брови. – А я думал, что совершенно здоров… Ну, ладно, я этим, конечно, воспользуюсь. А пока – как бы мне поесть чего-нибудь? А заодно и выпить? Возможно такое? В списке запрещений не значится?..

Глава 4

Сидя

в одном из многочисленных роскошных залов, Богдан предавался размышлениям, иногда непроизвольно улыбаясь собственным мыслям. Уже почти месяц он находился во дворце, и пока всё складывалось как нельзя лучше.

Он понимал, что абсолютно безудержно радоваться всё-таки рано, но то, что ему повезло куда круче, чем, например, при баснословном стократном выигрыше в «Спортлото», сомнений быть не могло. Выигрыш – целый мир, точнее даже много миров!

Но самое главное везение состояло в том, что он попал именно на точку перехода, путь от которой внутрь дворца лежал через главную комнату управления, где он почти неизбежно должен был вступить в разговор с Главным Компьютером.

Богдан не умер бы с голоду, если сумел добраться до садов дворца, где росло множество фруктовых деревьев и ягод, среди которых было много таких, какие на Земле и не снились: чего стоило, например, дедае, «дерево, дающее еду», если дословно перевести это сокращение с языка неизвестных создателей Дворца. Дерево напоминало акацию, только листья у него были большие и кожистые, вроде листьев фикуса. Но самой интересной его частью, конечно, являлись плоды, по внешнему виду представлявшие собой нечто среднее между большим бананом и огурцом. В процессе созревания эти плоды проходили разные стадии и обретали на этих стадиях различные и просто замечательные свойства.

На первом этапе под всегда хорошо снимающейся кожицей плода бледно-желтого, почти белого цвета обнаруживалась суховатая масса, ничем не отличавшаяся по вкусу от хлеба, приготовленного из смеси ржаной и пшеничной муки. Далее по мере созревания плод менял окраску на жёлто-медовую, а мякоть становилась красноватой и вкусом напоминала копчёную колбасу. Спустя ещё какое-то время плод зеленел, и мякоть его приобретала вкус качественного сыра мягких сортов. На конечной стадии кожура становилась ровного зелёного цвета, а сердцевина под ней оказывалась ярко-желтой, сладкой и очень сочной, с оттенками вкуса самых разнообразных знакомых и незнакомых фруктов.

На одном растении всегда были гроздья плодов на разной стадии созревания, и таким образом одно дерево давало набор блюд для полноценного обеда.

Так что Богдану голодная смерть в парке дворца не грозила, но это только в том случае, если бы он сумел туда добраться. Без предварительного диалога с Главным Компьютером кое-где в залах многочисленных зданий дворцового комплекса и в обширных парках он мог быть просто-напросто уничтожен различными защитными механизмами неизвестного Хозяина или хозяев.

Компьютер объяснил Богдану далеко не всё, но многое, и сведения, выдаваемые по поводу устройства этого мира, были достаточно подробными. Почти сразу

же Богдан был, что называется, шокирован: оказалось, что сама вселенная, в которой располагалась планета, имела в диаметре всего около ста тысяч километров. Богдан не слишком понял этот термин – «диаметр вселенной», но Компьютер точнее не разъяснил. Кроме планеты, солнц и лун в этом пространстве больше ничего не было, совсем ничего, и, согласно информации Компьютера, мир этот был создан искусственно.

Не менее удивительной с токи зрения земной космогонии был факт, что планета, где он сейчас благополучно пребывал, имеет форму шестигранного цилиндра! На одном её торце располагался комплекс дворца, окруженный лесо-парко-садом радиусом в несколько десятков километров. Затем плато, на котором стоял дворец, резко обрывалось и уходило вниз на три километра гладкой скалой. От подножия монолита, на котором стоял дворец, до края донышка цилиндра более чем на две тысячи километров простиралось невообразимое нагромождение скал, совершенно непроходимая страна, населенная к тому же странными существами. Почти все эти существа не отличались дружелюбием, и, как понял Богдан, были созданы в биолабораториях самим Хозяином.

Второй торец полностью занимал океан, среди которого были разбросаны отдельные острова.

Грани цилиндра имели высоту примерно четыре тысячи километров. Таким образом, получалось, что площадь каждой грани составляла более восьми миллионов квадратных километров. Хорошо учивший в школе географию Богдан помнил, что площадь СССР составляла примерно двадцать два миллиона квадратных километров, а площадь, например, Франции – где-то около пятисот тысяч. Значит, одна грань этого мира по площади равнялась примерно трети Советского Союза или шестнадцати Франциям – весьма обширное пространство!

Непонятным образом общая сила тяготения, несмотря на меньшие размеры планеты, равнялась земной. Кроме того, Богдан понимал, что сила тяжести на планете такой формы должна была распределяться неравномерно, поскольку расстояние от центра массы до разных точек поверхности было разное. Однако ничего подобного не наблюдалось: сила тяжести на гранях везде была постоянной.

А вот плотность атмосферы быстро убывала по вертикали, и дышать на высоте пять «кэмэ» было уже невозможно. Принимая во внимание то, что горы, окружавшие каждую грань, имели везде высоту в семь-восемь километров, перебраться с грани на грань по поверхности тоже было нельзя.

День был более чем в два раза длиннее ночи, а общая продолжительность суток равнялась земной. На первый взгляд это было невероятно для планеты такой формы, но всё объяснялось достаточно просто: вокруг цилиндра вращался набор из несколько идентичных солнц и лун, двигавшихся по сложным законам и с переменными скоростями, так что условие выполнялось. Единственное что отличало торцы планеты от её граней, так это то, что на гранях точки восхода и закаты являлись постоянными, а на торцах было три последовательно меняющихся восхода и, соответственно, столько же переменных закатов, сдвигающихся каждый раз относительно предыдущего на шестьдесят градусов.