Странник
Шрифт:
Шёл он неторопливо, и позы двух фигур у фонтана успели смениться. Джима уже не было видно — Фалкон был как будто один, но в следующую секунду, приглядевшись, Криар понял, в чём дело, и улыбнулся. Из-под длинного чёрного плаща Фалкона виднелись две пары ног: его собственные — широко расставленные, в сапогах, и маленькие босые ступни с розовыми пяточками.
— Не спится, господин Фалкон? — усмехнувшись, спросил Криар.
— Да, Криар, что-то не могу заснуть, — ответил Фалкон, стараясь говорить как ни в чём не бывало. — Вот, вышел пройтись на свежем воздухе — может быть, это поможет.
Обладатель
— Я тоже надеюсь, что свежий воздух вам поможет, — сказал Криар. И, про себя усмехаясь, не удержался от замечания: — Мне это чудится, или у вас четыре ноги, сударь?
Его позабавило выражение лица Фалкона — растерянное, как у нашалившего ребёнка, застигнутого врасплох. Криар мог бы приструнить ребят, но ему почему-то не хотелось; он только беспокоился за босые ножки, стоявшие на холодной мраморной плитке двора. И он ограничился только тем, что снисходительно посоветовал:
— Лучше идите в дом, сударь, а то вторая пара ваших ног совсем замёрзла босиком.
Когда Криар ушёл, Джим боязливо высунулся из-под плаща Фалкона.
— Он меня видел, — прошептал он.
Фалкон окинул его нежным взглядом.
— Криар никому не скажет, — с уверенностью сказал он. — Я знаю его: он хоть и видит, но помалкивает.
Он тихонько засмеялся, его губы приблизились, и на этот раз Джим робко и неуклюже ответил на их нежность, обняв Фалкона за шею.
— Нравится? — спросил Фалкон с улыбкой. — Распробовал?
— Да, — прошептал Джим, прильнув к нему. — Очень нравится. Я ещё ни с кем по-настоящему… — Поёжившись, он сознался: — Только я действительно замёрз.
— Тогда пошли, я тебя согрею.
Подхватив Джима, Фалкон понёс его в дом. Находясь в его любящих руках, большего блаженства, чем это, Джим ещё не испытывал. В комнате Фалкон опустил его на кровать и дотронулся рукой до его ступни.
— У тебя ножки как лёд!
Он стал горячими ладонями растирать и гладить ноги Джима, грея их дыханием и целуя. У Джима по всему телу бежали тёплые мурашки, он закрыл глаза и улыбался, а руки Фалкона заскользили по его ногам вверх. Они остановились на талии, а губы снова ласково обняли рот Джима. Фалкон сбросил плащ и стал расстёгивать на себе костюм. Джим вдруг запаниковал и упёрся ему в плечи.
— Фалкон, ты хочешь…
— Хочу, детка, — ответил тот, снова наклоняясь к губам Джима. — А ты разве нет? Ведь это же естественно.
— Фалкон, я не знаю…
Фалкон смотрел ему в глаза лишь две секунды, но этого было достаточно. Проведя горячей ладонью по щеке Джима, он поцеловал его, улыбнулся и поцеловал ещё раз.
— Не надо бояться, малыш, — прошептал он ласково. — Ты просто не знаешь, как это по-настоящему. Всё хорошо, доверься мне. Расслабься… Не надо так зажиматься.
— Фалкон, на мне грязь, — простонал Джим.
— Она не пристала к тебе, — сказал Фалкон. — Ты самое чистое существо во Вселенной. Я люблю тебя.
С пульсирующей дрожью внизу живота
— Ну что? — тихонько засмеялся Фалкон, нежно причёсывая пальцами прядки волос Джима над лбом. — Всё ещё страшно?
Чувствуя его внутри, Джим лежал, не зная, то ли ему смеяться, то ли плакать. Наверно, ему хотелось и того, и другого, а Фалкон щекотал губами его ресницы. Где-то глубоко в недрах — может быть, тела, а может, души Джима — родился мощный отклик на прикосновение Фалкона — взорвался, как сверхновая звезда, упругий и почти болезненный, как спазм. Звенящим и натянутым, как струна, телом Джим устремился к Фалкону, оплёл его руками и ногами, как вьюнок, впитал его, как губка, и сам без остатка растворился в нём. Нет, он даже и подумать не мог там, на Земле, сидя в своей комнате у телескопа и глядя в недра Бездны, что он когда-нибудь будет испытывать такое абсолютное, неистовое и всепоглощающее счастье, огромное, как Вселенная, и раскалённое, как ядро звезды; не думал он также, осознавая свою телесную аномальность и тайно страдая от неё, что когда-нибудь она обернётся таким наслаждением. Да, они были созданы друг для друга, и теперь они соединились в одно целое — две потерявшиеся и вновь обретшие друг друга половинки, две песчинки в холодных просторах всезнающей Бездны.
Голова Фалкона лежала у Джима на груди: он спал. Жар его сильного молодого тела рядом прогонял страх и неуверенность, и Джиму казалось, что его объятия — это самая прекрасная вещь во Вселенной, поэтому он позволил ему остаться у него внутри: это было щекотно и забавно. Вороша пальцами его волосы и вдыхая их чистый запах, Джим улыбался и плакал, вытирал струящиеся по щекам слёзы, но они снова текли и текли. Вместе с ними из Джима вытекала вся скверна, весь стыд, всё унижение и всё отвращение. С каждым новым клиентом он чувствовал себя всё более и более грязным, а после Фалкона он вдруг ощутил себя девственно чистым, как первый снег. Он понял, что на самом деле грязным никогда не был, и понять это ему помог Фалкон. Утомлённый и очищенный, он погрузился в мягкий и обволакивающий, как тёплое молоко, сон.
Разбудило его влажное и щекотное чувство на губах. Ещё толком не проснувшись, он позволил этому чувству проникнуть глубже и завладеть им целиком, скользя ладонями по гладкой упругой коже; не открывая глаз, он с готовностью и наслаждением уступил ласкающим его рукам и весь замер на вершине восторга, сжимая Фалкона ногами и обвивая его руками. Они даже не разъединялись, просто заснули друг в друге, а проснувшись, продолжили с того места, на котором они остановились. Момент, когда они всё-таки отделились друг от друга, Джим перенёс болезненно, как будто от него оторвали часть его самого. Чтобы успокоить боль, он крепко прильнул к Фалкону всем телом, удивляясь, как он раньше мог жить без него.
Свет за окнами был ещё голубым, предрассветным, и в доме стояла сонная тишина. Уютно нахохлившись, Джим жался к Фалкону, а тот играл прядками его волос и целовал их.
— Ну как, хорошо было? — спросил он с улыбкой.
Джим кивнул. Фалкон провёл пальцем по его носу, поцеловал.
— Ну вот, а ты боялся. — И добавил со вздохом: — Мне сейчас лучше уйти, детка. Скоро все встанут.
Джим обвился вокруг него, не пуская.