Странники между мирами
Шрифт:
— Что тебе? — небрежно осведомился Эмери.
Кустер неожиданно рассмеялся.
— Ваша взяла, господин! — сказал он. — Все буду делать, что прикажете. Только слуга из меня никудышный. На конюшне у меня ловко получается, а в комнатах вечно то роняю, то теряю, то порчу вещи...
— Это ничего, Кустер, это ничего, — снисходительным тоном отозвался Эмери, — я тоже очень плохой хозяин. У нас дома меня вся прислуга ненавидит. Вернусь — дам распоряжение, чтобы тебя накормили.
Подходя к дому Одгара, Эмери волновался. Он и сам не подозревал,
Интересно, какие у нее родители?
Эмери постучал в дверь дома, который ему указали, и стал ждать. Ему открыли, выдержав надлежащую паузу. Слуга, немолодой и не слишком приятный внешне, осведомился — как доложить господам.
Эмери ответил:
— Меня прислала ее величество. Это касается госпожи Фейнне...
Слуга изменился в лице и быстро нырнул в глубину дома. Эмери вошел следом и остановился в прихожей. Дом был богатый и — редкость для богатых домов -чрезвычайно уютный. И что еще отметил про себя Эмери, очень чуткий к подобным вещам, — этот уют предназначался не для женщины, но для мужчины. Женщина, особенно из городской среды, понимает под «уютом» максимальное количество тканей: на окнах, на полу, на стенах, на сиденьях кресел и скамей. В доме родителей Фейнне ничего подобного не было: все очень сдержанно и в то же время удобно, под рукой: карта Королевства в красивой раме — вместо гобелена на стене; ровные каменные плитки, ведущие от входной двери к лестнице: несколько сундуков вдоль стен, в том числе, несомненно, и дорожный, для разъездов. На противоположной стене, тоже в красивой раме, — образцы тканей.
Слуга показался наверху лестницы и дрожащим голосом крикнул, вглядываясь вниз:
— Господин! Вы еще здесь? Простите! Пожалуйте сюда! Простите!
Эмери молча начал подниматься. У него появилось нехорошее предчувствие: судя по поведению слуги, все обстояло в Мизене еще хуже, чем он предполагал.
Эмери встретил господин Одгар. Он ждал наверху лестницы, очень бледный, с неподвижным лицом; только его обвисшие щеки немного подрагивали.
Увидев Эмери, он слегка отпрянул, но тотчас взял себя в руки.
— Простите, — сказал он вслед за своим слугой. — Я не ожидал, что вы приедете лично... И не ожидал, что вы окажетесь так молоды. Простите нас. Мы просто не ожидали.
— Давайте устроимся удобнее и поговорим, — предложил Эмери, стараясь говорить спокойно. Никогда прежде он не видел, чтобы люди много старше и солидней его были так взволнованы и так лебезили перед ним. Ему хотелось, чтобы господин Одгар успокоился.
Господин Одгар не сразу, но оценил предложение.
Он провел Эмери в маленькую комнату — свой кабинет. Там тоже имелись образцы тканей и сырья, а на столе лежали толстые книги, аккуратно переплетенные.
Эмери уселся в кресло, Одгар устроился за столом, поставил локти на одну из книг, что лежала раскрытой.
— Меня зовут Эмери, — представился гость.
— Очень... очень приятно. Я счастлив, что ее величество не забыла о моей просьбе, — пробормотал Одгар.
Эмери сказал:
— Знаете, мы учились вместе с Фейнне в Академии. Я за ней ухаживал.
Одгар опустил голову, что-то беззвучно прошептал, а после вскинул взгляд, полный страдания:
— Вы любили мою дочь?
Эмери чуть улыбнулся, из последних сил стараясь не поддаваться чужому горю:
— Нет, просто ухаживал за ней. Я и еще несколько человек. Она была окружена поклонниками. Конечно, если бы Фейнне выбрала меня — я был бы только счастлив, но она просто принимала нашу дружбу как должное. С ней было хорошо. Ее легко было любить.
— Вы любили ее, — повторил отец.
— Да, — сказал Эмери.
Неожиданно он вспыхнул:
— Расскажите мне все!
— Что именно?
— Все — о ней. Когда она была девочкой, мы очень дружили. Гуляли вместе, я показывал ей мануфактуру. Она неплохо разбиралась в тканях. У нее очень чуткие пальчики. То есть я хочу сказать — были.
— Не думаю, что имеет смысл говорить о Фейнне в прошедшем времени, — возразил Эмери. — Пока мы не убедились в том, что она мертва, будем считать ее живой. Лично я склонен считать ее живой.
— Конечно. Простите. Словом, я знал ее хорошо, пока она оставалась девочкой... — торопливо рассказывал отец. — Но потом она выросла. Слишком быстро это случилось. Я понял, что настала пора отпустить ее от себя. Какой она стала?
— Полагаю, она не слишком изменилась, — сказал Эмери. — Мне нравилось, что она так смешлива.
— Да, да, она была такой, — кивал Одгар поспешно.
— Иногда она пыталась быть лихой, как заправский студент. У нее это получалось очень мило. Она проявляла большую одаренность, особенно к оптике.
— Оптика? — Одгар удивился. — Но ведь она…
— Да, она незрячая, но в том-то и дело! Для того чтобы летать, не обязательно обладать зрением. Фейнне блестяще доказала это. Я не помню ничего более прекрасного, чем её полет...
Одгар, не стесняясь, заплакал. С тягостным чувством Эмери ждал, пока он успокоится. Наконец отец Фейнне вытер лицо платком и перевел дыхание.
— Вам еще предстоит встреча с ее матерью, — предупредил он, пытаясь улыбнуться, — а это гораздо труднее, чем разговаривать со мной. Готовьтесь.
— Пожалуй, я выпил бы вина, — протянул Эмери. — Меня пугают нервные женщины.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул Одгар, — она мать.
— Ладно, как-нибудь выдержу... Для начала я хотел бы узнать кое-что у вас. — продолжал Эмери. — Скажите, в жилах Фейнне нет эльфийской крови?