Странники в ночи
Шрифт:
– Неужели это... Вечные двигатели?
– шепнула она скорее для себя, но Кассинский расслышал.
– Пожалуй, да, - его голос прокатился между колоннами и отозвался замирающим гулким эхом.
– Если слово "вечность" вообще имеет какой-то смысл... Разумеется, мне не под силу нарушить закон сохранения энергии, тут другой принцип. Но эти машинки черпают энергию из такого источника, который едва ли иссякнет в обозримом будущем... Невинное стариковское хобби.
Аня двинулась дальше, к другим шкафам, забитым книгами. Серьезные фолианты в коже и золоте соседствовали с тоненькими, сшитыми простой нитью стопками рукописных листов, порой засунутыми на полку так
На стенах висели картины - точнее, гравюры в рамках. Большинство их тонуло в полумраке, но две Аня разглядела хорошо. Первая изображала изломанную в пространстве замкнутую лестницу, конец которой одновременно служил её же началом, а вторая - ленту Мебиуса, поверхность, имеющую только одну сторону. Закутанный в мантию человечек на гравюре проделал в ленте отверстие и смотрел сквозь него на звездное небо.
В дальнем углу подземного зала стоял работающий компьютер, но не такой, к каким привыкла Аня. Клавиатура была заметно меньше стандартной, и количество клавиш на ней не превышало десяти. Вместо букв или цифр на клавишах располагались причудливые иероглифы. Системный блок более или менее напоминал обычный, ай-би-эмовский, а на экране монитора (или за экраном, или перед ним) танцевали объемные голографические фигуры. Они постоянно менялись, растягивались, сжимались, изгибались - четырехмерные графики запутанных алгебраических конструкций, призванных будто охватить все сущее в мире.
Подле компьютера находился журнальный столик с подносом, где заманчиво дымился крепкий кофе в двух чашках. Марк Абрамович указал Ане на одно из кресел возле столика. Она села, положила перед собой сумочку и "Дом в огне". Кассинский тоже устроился в кресле, между Аней и монитором, так что его голову нимбом окружала разноцветная стереометрическая вакханалия.
– Итак, - произнес он вежливо, но без особой теплоты в голосе, - что бы вы хотели узнать прежде всего?
– Прежде всего - самый банальный вопрос. Где я?
– Я думал, вы догадались, - ответил Кассинский немного свысока.
– В Айсвельте.
– В Айсвельте, да, прекрасно... Но где это? Не на Земле?
– Довольно трудно объяснить, - задумчиво сказал Кассинский.
– Удачный образ предлагает Джей Уильямс. Миры существуют рядом, но не соприкасаются. Представьте себе дым от огня и пар над котелком - они поднимаются вместе, перемешиваются, но все-таки они не одно и то же...
– Вот как? Значит, Айсвельт - это другой мир, и я попала сюда... Неважно, как, но почему? За что мне такая привилегия?
– Вот на это, - Кассинский протянул руку и взял изящную чашечку с кофе, - я вам не отвечу.
– Не можете?
– Не хочу, - он сделал осторожный глоток.
– Мог бы, но не хочу. Это бы все испортило... Поверьте, в вашем неведении заключается вся прелесть игры.
– Игры?
– повторила Аня с горькой иронией.
– А я и не знала, что участвую в какой-то игре. И кто же я в ней - игрок или фишка?
На лице Кассинского отразилась досада.
– Ну вот, вы сразу прицепились к слову... Это же просто метафора. Разве все, что происходит во Вселенной - возникновение и умирание звезд, рождение и гибель цивилизаций, судьбу всего живого и неживого от муравья до галактики нельзя назвать одной большой игрой?
– Не знаю, - сказала Аня.
– Наверное, можно, если во всем этом присутствуют
– Мне нравятся ваши формулировки, - пробормотал Кассинский, поставив чашку на стол.
– Четко и ясно, никакой дамской приблизительности.
Аня оставила похвалу без внимания.
– Главное - это правила, - проговорила она.
– Основное условие любой игры - то, что игроки знают правила и согласны выполнять их. Как вы можете выиграть, например, в шахматы, если противник вдруг съест вашего короля или двинет пешку через пять клеток?
– Но в этом случае вы и не проиграете, - заметил Кассинский, - потому что сама игра лишится смысла... Но мне понятно, что вы подразумеваете. Продолжая аналогию с игрой - очень условную и неточную!
– вам кажется, что вас втягивают в некую партию, где все преимущества на стороне вашего оппонента, и этот оппонент - я. Правильно?
– Буду рада услышать опровержение.
– Сейчас услышите, но вряд ли посчитаете убедительным. Постарайтесь понять. Мне придется говорить просто о невообразимо сложных вещах... Если игра, то такая, где и я, и вы, и немало других людей - не игроки и не фишки, а то и другое вместе и в то же время ни то, ни другое. Нет ни правил, ни стратегии, но в конкретный момент каждый из нас может попытаться установить их для себя, в зависимости от того, что нам представляется выигрышем или желательным результатом. Желательным, но не окончательным, потому что ничего окончательного вообще нигде нет... Ну, а уж если говорить об Абсолютном Мировом Игроке, его правилах и резонах, так я знаю о нем не больше, чем вы. Где он, чего он добивается, существует ли он, одинок ли он или их так же много, как нас, и они так же скитаются в потемках заблуждений? Не знаю. Но если он или они существуют, то из их невероятной надмировой дали мы с вами выглядим совершенно одинаково... А скорее, вовсе неразличимы. Вот и все опровержение. Устраивает оно вас?
– Нет, - покачала головой Аня, - Но другого я все равно не дождусь.
– Я хочу, чтобы вы поняли: я - не игрок. Я тот, кто ищет ответы.
– Ладно, - произнесла Аня, уставшая от вселенских загадок Кассинского.
– Давайте тогда найдем ответ на вопрос, как мне отсюда выбраться...
– Вы так спешите? Вам здесь неинтересно?
– Мне здесь страшно.
– Да, понимаю... И все-таки я думал, что вы зададите мне и другие вопросы... Об этой книге, например.
Он кивнул в сторону "Дома в огне".
– О, мне очень хочется узнать об этой книге!
– воскликнула Аня.
– Я ведь видела её ещё там... В ТОМ магазине, по другую сторону... Но она сразу исчезла...
– Исчезла, потому что там она не была издана, - пояснил Кассинский. Она издана только здесь, в Айсвельте. В прошлый раз вы вплотную приблизились к границе Айсвельта, но не пересекли её.
Аня взяла книгу в руки и взвесила на ладони, потом быстро перелистала, заглянула в середину и в конец.
– Странно, - тихо сказала она.
– Что странно?
– Рукопись, которую я читала, запомнилась мне немного не такой... Она была меньше по объему, и расположение эпизодов вроде бы другое... Правда, я могла забыть, ведь я прочла её только раз, очень давно... Но знаете, что удивительно? Вот именно теперь, сейчас, стоит мне о ней подумать, и я вспоминаю её почти дословно. Она будто вся возвращается ко мне после разлуки... Да, рукопись отличалась, я вижу.
– Так что же?
– спокойно отозвался Кассинский.
– Авторы иногда перерабатывают свои произведения. Это мог быть один из вариантов.