Странники в ночи
Шрифт:
За несколько рядов от чиновника двигались молодые женщины с достоинством английских аристократок, Их тела, соблазнительно пахнущие продажной любовью,
/ второе зрение сопровождалось вторым обонянием/
стоили недешево, и они могли позволить себе часто ходить в театр. А старик с честным и мужественным лицом, военной выправкой, сверкал глазами, что-то бормотал... Андрей с ужасом увидел кровь на его руках. Костюм старика преобразился в ладно сидящую, перетянутую поскрипывающими ремнями форму НКВД... Да это не старик, а юный темноволосый лейтенант! И возле него - такой же
(Впереди у поэта были бездарные сборники, номенклатурная должность в Союзе Писателей, травля Пастернака, изгнание Солженицына и ложь - целые моря, океаны лжи).
Группа несвежих, зато очень ярко одетых дам, имеющих отношение к торговле, ледоколом прокладывала путь к буфету, и Андрей последовал за ними. Жесты торговых леди выдавали их комфортное самочувствие - одинаково и всегда комфортное и в театре, и в бане, и в ресторане, и в руководящем кабинете. Они сдержанно похохатывали над новшествами Инаковского.
В буфете Андрею приветливо улыбнулась незнакомка в черном платье, застывшая у стены в одиночестве. Красота её была исключительной, улыбка лучезарной... Приоткрывающей угол рта, где торчал ВИТОЙ ЗУБ.
В очереди к прилавку топтались и поэт, и лейтенант НКВД. Они вяло переругивались - видно, не поделили что-то, например, первенство... Ни с того ни с сего лейтенант размахнулся и ударил поэта кулаком в ухо с такой силой, что скрипнули ремни новенькой ладной формы. Кто-то взвизгнул: не то поэт от боли, не то лейтенант от удовольствия. Вокруг хохотали вампирские хари, свиные рыла...
Андрей протиснулся к прилавку, поближе к буфетчику, который один выглядел обыкновенным, нормальным человеком на карнавале чудовищ.
– Что будете брать?
– спросил буфетчик после долгого напрасного ожидания.
– Посмотрите вокруг, - сказал Андрей.
– Простите, не понял.
– Оглянитесь вокруг! Вы что, не видите?
– Чего не вижу?
– Их! Тех, кто нас окружает!
– Ах, эти...
– буфетчик пожал плечами.
– Вообще-то да, немного гнуснее, чем обычно... Так вы будете что-нибудь покупать? Если нет, извините, антракт короткий...
На мгновение у Андрея потемнело в глазах. Он пошатнулся, отошел к свободному столику. Будто пронеслось что-то под потолком, гудящее, как громадная злобная оса... Чудовища уходили - облик некоторых плавно возвращался к человеческому. Что-то происходило, торопились они куда-то, но не в зал, смотреть продолжение спектакля - не прозвучал даже первый звонок. И воздух сгущался в буфете, и темнело... Вот-вот станет совсем нечем дышать. Андрей находился словно в гроте... Да, именно это слово пришло к нему сейчас - ГРОТ, темный грот в отроге какой-то горы. В глубину ведет тоннель, но он перекрыт светящейся вывеской с вычурными буквами. "ВОСТОЧНЫЙ СТИЛЬ" - вот что там написано. И запах свежескошенной травы, до того дурманящий и острый, что кружится голова... Здесь должны быть бабочки. Почему их нет?
Старые люди, совсем старые, родившиеся в иных, более искренних временах, назвали бы это наваждение МОРОКОМ. Но как его ни назови, нужно выйти из него, избавиться от влекущего
На площади у трех тяжелых дверей (медь и хрусталь, тонированный дуб) собралась ликующая толпа. Большую часть её составляли те, кто высыпал из театральных фойе, другие подтягивались с улиц. Они явно ждали, пританцовывали в сладостном нетерпении, смотрели в одну сторону... И вновь злобно и коротко прогудело высоко над толпой.
Появление лимузина было встречено ревом восторга. Он полз, и ему подобострастно освобождали коридор - длинному, плоскому, похожему на глубоководного хищного монстра, слепящему блеском зеркальных окон. На черном крыле был укреплен флажок, какие бывают на машинах послов, но в отличие от таковых, не государственный. На полотнище флажка изображался карикатурный шелкопряд в зеленом круге на коричневом фоне, словно скопированный с давней иллюстрации к сказке Кэролла об Алисе.
Толпа вскидывала руки в приветствии, возгласы сливались в единый гул. В этом гуле машина плыла торжественно и зловеще, напитываясь им, насыщаясь энергией слепого обожания. Иронично глядели страшные галогенные фары, скалилась в сардонической усмешке никелированная решетка радиатора, и до самых небес летело распластанное в духоте восхищение толпы.
Лимузин остановился, мягко качнулся на рессорах у театрального подъезда. Ветровое стекло также было непроницаемо-зеркальным, и Андрей не видел водителя. Второе зрение рисовало почему-то юношу в безупречно элегантной парадной форме СС...
Водитель не вышел, не открыл заднюю дверцу для Очень Важной Персоны. Дверца отворилась сама, и толпа затаила дыхание.
СВЕРШИЛОСЬ. Тот, кто прибыл в лимузине, ведомом юным офицером СС, выбрался из машины, ступил на мраморные плиты площади у фасада театра.
Он стоял, слегка прищурясь, смотрел прямо перед собой; его легчайший аспидный плащ-накидка колыхался при любом дуновении ветерка. Глаза прибывшего были серыми, спокойными и казались чуть близорукими, но то могло быть и обманчивым впечатлением. Во всяком случае, когда его рассеянный взор выделил в толпе Андрея, находившегося довольно далеко, зрачки полыхнули густым темным пламенем... И вот это НЕ БЫЛО обманчивым впечатлением.
Прочертившие лоб глубокие складки залегли на миг ещё глубже над изящным носом аристократа с тонкими, чуткими крыльями, бледные губы сжались в жесткую линию... И лицо снова обрело безмятежность, а широко расставленные большие глаза - прежний, нейтральный серый цвет.
Прибывший сделал едва заметный приветственный жест - просто кивок, движение руки... Толпа взревела под исступленный ритмичный топот (рукоплесканий уже не хватало для выражения всех чувств), как-то сообща вытеснила Андрея вперед.
Пройдя совсем близко возле Андрея, чуть не задев его, человек в плаще быстро прошествовал в театр.
Никакие экстрасенсорные прозрения не подсказали Андрею, КТО приехал ко второму акту спектакля Инаковского. Андрей не знал, но он догадывался - это был тот человек из кафе... Его ночной пассажир.