Странники войны
Шрифт:
— Там она, у родственников. Сама, правда, не гайдучанка. Из другого села. Километров за двадцать отсюда. Началась война, ее вроде бы тоже в войско взяли. А недавно тут объявилась. Где была до этого, никто толком и не поймет. Вроде бы где-то учительствовала.
— Это правда: учительствовала.
— Ну, правда — не правда — без меня разберутся, кому надо.
— Работает она где, в больнице?
— Прячется в селе. Чего-то боится.
— Мне очень нужно повидать ее. Завтра же. Как ее найти?
— Ага, я тебе, семя иродово, еще и девок водить буду.
— А ты и вправду ведьма, — незло
— С того самого дня ведьмовать стала, когда такие, как ты... Э, да что тебе говорить, — снова загрохотала чугунками Ульяна. — Племянника пошлю за твоей. Передаст, чтобы пришла, семя иродово.
Крамарчук хрипло рассмеялся. Эта странная старуха уже начинала нравиться ему.
— Но он-то сумеет разыскать ее?
— Объясню как — разыщет, — по-мужски пробасила старуха. — Не впервой.
Накормив Николая, она куда-то ушла, но вскоре появилась вместе с невысоким худощавым подростком лет четырнадцати. Когда паренек подошел к кровати, сержант увидел, что лицо у него исхудавшее, болезненно-желтое, с первыми проталинами морщин.
— Вот этот пойдет, — резко огласила старуха, словно стояла посреди шумной городской площади. И только сейчас Крамарчук отметил про себя, что голос у нее все еще довольно моложавый. — Он уже все знает.
— Скажешь, что здесь ее ждет один человек, — обратился к нему сержант. — От Беркута. Запомнишь? От Беркута.
— Тяжело, что ли?
— Но если будет спрашивать кто-нибудь посторонний, кто-либо, кроме Марии, ты должен говорить, что идешь к кому-то из своих родственников в гости. А кто послал и зачем — об этом ни слова. Понял?
— Тяжело, что ли?
— Разговорчивый ты мужик! Скажешь Марии, что буду ждать ее три дня. Три, не больше. Если меня не окажется в этом доме, тетка Ульяна будет знать, где я. Сам я идти в Гайдуковку не могу. Ранен и без документов... Все уяснил?
— Тяжело, что ли?
— Да что ты его учишь? — вмешалась хозяйка, провожая парнишку. — В войну они, иродово семя, рано взрослеют.
— И так же рано гибнут, — вздохнул Николай. — А сейчас это не ко времени.
34
Машина, в которой их неспешно преследовал человек в сером, исчезла на одном из лесистых виражей, поэтому к вилле «Орнезия» княгиня Мария-Виктория Сардони и Тото подъехали уже без «хвоста».
— Как вы думаете, почему этот джентльмен не стал сопровождать нас до ворот? — поинтересовалась Сардони, заставив Тото еще несколько минут постоять на аллее парка, с которой просматривался небольшой участок усеянной рытвинами подъездной дороги.
— Чем-то мы ему не понравились, — мягко улыбнулся в видовое зеркало капитан Грегори.
— Или, наоборот, решил, что мы вполне благовоспитанные граждане Итальянской республики, но время для знакомства пока еще не наступило.
— В таком случае нам следует смириться с мыслью, что определять время будет он, а не мы. Почему мы должны соглашаться с этим?
— В своих амбициях англосаксы неисправимы.
Постояв еще минуты две, Грегори приказал охраннику Кальваччо запереть массивные металлические ворота и никого не впускать. Кальваччо положил в рот порцию жевательного табака, лениво осмотрел пустынную дорогу и, переведя взгляд на вершину ближайшего
— Не волнуйтесь, благочестивый, сюда уже давно никто не заглядывает. Но если одна из колонн вояк Муссолини решит заночевать здесь, так разве мы в состоянии будем удержать их за воротами?
— Если вас что-либо и погубит, так это ваша чрезмерная склонность к размышлениям, лейтенант Кальваччо.
— Почему вы называете меня лейтенантом? — перестал жевать свою табачную жвачку охранник.
— А что, вас уже повысили в чине? Странно, об этом меня пока что не уведомили.
Грегори еще несколько мгновений постоял напротив итальянца, ожидая, что тот станет отрицать свою причастность к военно-разведывательной касте. Но Кальваччо лишь демонстративно пожал плечами и вновь запустил свои жевательные жернова.
— Напрасно вы пытаетесь превращать это в тайну. На благословенной Богом вилле «Орнезия» тайн и так хватает, — доверительно сообщил ему Тото-Грегори и, в последний раз бросив взгляд на дорогу, извивающуюся по узенькому проходу, между нависающими над ней скалами, направился к машине, которую княгиня оставила, так и не дождавшись его.
— Слушай ты, монах, не распускай язык. И не интересуйся тем, что тебя попросту не должно интересовать.
— Договорились, — смиренно согласился Джеймс Грегори.
«Знал бы он, что у меня чин капитана английской разведки, наверняка тоже поспешил бы сообщить мне эту сногсшибательную новость, — решил Тото. — Тайн на вилле действительно хватает. Но смысл главной из них никто постичь пока не способен: кем она задумана как некая “мечта разведчиков”; какой архангел хранит ее и сколь долго этот рай посреди войны сможет продержаться нетронутым?»
Обедала княгиня, как всегда, в безмятежном одиночестве. Ее небольшая столовая находилась на втором этаже, рядом с домашним кабинетом, и единственное, выложенное из камня в виде фигуры, очень напоминающей лиру, окно выходило на ту часть залива, которая узким фьордом врезалась в скалистый берег на северной окраине территории, составляя как бы еще одну естественную границу небольшого парка «Орнезии». И стол был придвинут прямо к окну, так что трапеза, которой Мария-Виктория не придавала никакого значения, — культ еды и обычные гурманские наслаждения для нее совершенно не существовали — проходила под созерцание бирюзовой глади «фьорда», застывшей в нем довольно большой яхты «Мавритания» и окаймляющих залив почти отвесных скал.
Стук в дверь заставил Марию-Викторию вздрогнуть. Когда она обедала, входить могла только служанка Валерия. Но ее стук звучал по-иному, и сразу же слышался мелодичный голосок римлянки: «Синьора княгиня, с вашего позволения Валерия Фоджиа».
— Что происходит? — недовольно спросила она, не оглядываясь на дверь, замирая с наполненной вареньем чайной ложечкой в руке.
— Это я, сержант Шеридан, — послышался резкий полубас, который всегда, независимо от ситуации и отношения сержанта к собеседнику, звучал вызывающе. Этот бывший морской пехотинец вообще вел себя так, словно каждым шагом и каждым словом отстаивал свое святое право пребывать на этой земле, в то время как тысячи его собратьев давно нашли свои могилы на морских пространствах от Пирл-Харбора до Норфолка.