Странности любви
Шрифт:
– Для вас это повод проверить мужа?
– Что вы такое говорите? Какая проверка? Он давно проверен вдоль и поперек. Просто муж должен быть свободен, даже от жены. Погодите, вы что же, не хотите, чтобы я пришла? – возмутилась Анфиса. – Ах, да! Вы же наслаждаетесь одиночеством. Наверное, именно в одиночестве вы меньше всего чувствуете свое одиночество.
– Просто не хочу, чтобы у вас были неприятности.
– Отговорка. Вы отвергаете меня, – искренне сыграла Анфиса.
– В некотором роде, – признался Трепетов.
– Какой же вы, однако, высокомерный!
Трепетов вздохнул: вот так всю жизнь
Подбородок Анфисы подрагивал от смеха, она участливо сказала:
– Как же вам не повезло. Вы встретили еще одну женщину, которая вас не понимает.
Своим хохотом они отвлекли от вкусной еды всех, кто был в кафе.
Смех резко омолаживал Анфису, чему способствовали хорошие зубы. У Трепетова была возможность представить, как она выглядела много раньше. Она была похожа на известную киноактрису. Просто копия, только еще лучше. У той актрисы были слишком шаловливые глаза, что напрочь отсутствовало у Анфисы. Ну и самое главное: между ними была очень существенная разница в годах, та актриса Анфисе во взрослые дочки годилась.
Любовь начинает проходить от пресыщения обликом. Лицо Анфисы не могло надоедать, ни сейчас, ни тем более раньше. Вот с ней я мог бы прожить всю жизнь, думал Трепетов. А еще подумал, что у него теперь будет стимул писать книгу. Он будет наблюдать себя и Анфису, и это будет лирический жанр, самый, между прочим, рискованный. И сюжет будет, что совсем хорошо, самый незначащий: подумаешь, встретились двое на склон эе жизни, что может быть банальней?
Она, конечно, до сих пор резвушка, думал Трепетов, а стану ли я снова резвым, это большой вопрос. Недавно он прочел, что уровень радиации в Семипалатинске в 2000-м году в 600 раз превышал естественный фон. А он жил немало лет почти рядом с тамошним атомным полигоном. Это объясняло и его болезнь, и сегодняшние перспективы. Но теперь он жалел, что назначил себе такую дозу. Считай, сам убил в себе мужскую силу. От этой мысли он даже приуныл слегка, и это выражение проступило на его лице.
– Не надо о грустном, – сказала Анфиса. – Все будет хорошо.
– Вы догадываетесь, о чем я сейчас подумал? – удивился Трепетов.
Анфиса эффектно промолчала и тем самым как бы бросила вызов. Теперь он тоже смотрел на нее глазами ясновидящего. Он мысленно говорил: то, чем мы сейчас занимаемся, выглядит забавно, если не сказать смешно. Но это будет точно не смешно, а замечательно, если мы напрочь забудем о возрасте друг друга.
Трепетов не был самоуверенным человеком. Но ни в чем он так не сомневался, как в том, что выглядит значительно моложе. Это было мнение всех людей, которые узнавали о его настоящем возрасте. Плюс к тому он не сомневался, что с ним не скучно, у него веселый мозг. Он был этаким не бурливым, сдержанным мажором. И если бы случилось чудо, и к нему вернулась его былая крепость, то еще не известно, что больше продлевало бы ему жизнь, облучение или чувство этой хрупкой милашки. То есть он начал думать об отношениях с ней в предположительно-мечтательном плане, что тут же отпечаталось на его лице.
– Оёёй! – сказала Анфиса. – Вы, вообще, кто?
Я – персонаж, чуть было не сказал Трепетов. Так ему хотелось думать. Он в самом деле был сам себе персонажем.
– Я – бывший креативщик, – сказал он
Анфиса несколько мгновений раздумывала, потом спросила заинтересованно:
– А людей не приходилось улучшать?
– Я старался не браться за безнадежные дела, – сказал Трепетов.
– А себя?
– Бывало, придумывал себе пинки под зад.
– Это как?
Трепетов задумался. Отвечать на этот вопрос можно было только всерьез, а вот этого как раз и не хотелось.
– Видите ли, Анфиса, я довольно бездарный человек, а жизнь требует мастерства, вот я и подстегивал себя. Только не спрашивайте, как я это делал – едва ли уже вспомню.
– Правильно, женщине не надо говорить всего, – сказала Анфиса.
Она взглянула на часы и засобиралась.
– Меня ждут.
Трепетов знал, что так обычно говорят очень одинокие люди. Но у кафе Анфису действительно ждал в джипе молодой человек яркой кавказской внешности. Анфиса сказала, что это ее сын. Ого, подумал Трепетов, так у нее муж кавказец. Но открылась задняя дверца и вылез белобрысый мужчина.
Трепетову хотелось думать, что у нее нелады с мужем, он уже заочно изготовился чувствовать к мужу антипатию, а ячейка, оказывается, в порядке. Только на кого похож сын? Наверное, на своих настоящих отца и мать, потому как эти – не настоящие. Теперь можно было не сомневаться, что муж Анфисы – мужик с хорошей душой. Хотя это вовсе не значило, что эта душа хороша в отношении к Анфисе.
У мужа было значительное лицо и медленные глаза человека, который добился в жизни совсем не того, чего хотел, и становился в притязаниях. Выражение «мне уже ничего не нужно» читалось будто на листе бумаги. «Интересно, нужна ли тебе Анфиса?» – подумал Трепетов, глядя в глаза мужу. И – ничего не прочел.
Всю предыдущую жизнь Трепетов свято соблюдал принцип – никаких замужниц, наставлять рога мужикам – последнее дело, мало ли свободных женщин. И вот надо было что-то решать. Но не сейчас, не сей момент.
Он снова пытался начать книгу, и снова получалась галиматья, за которую хотелось набить физиономию самому себе. Он что-то объяснял читателю, и это бы противно ему самому. Книга должна была заключать в себе серьезную мысль, а этой мысли даже близко не было. Фонтан в мозгу, едва открывшись, тут же закрывался. Он понял, что без вдохновения ему не обойтись, как без селедки перед рюмкой.
Он зашел неловко в центр диагностики и предстал перед Анфисой с большими желтыми герберами.
– Могу ли я что-нибудь сделать для вас?
– Мадам, – закончила Анфиса.
– Простите. Могу ли я что-нибудь сделать для вас, мадам?
– Можете, – сказала Анфиса. – Меня уже лет сто не водили в театр.
Они поехали на легкий спектакль. Сидели прилично, за руки не держались, соседям не мешали, хотя было что обсудить прямо по ходу действа. В антракте Анфиса предложила сфотографироваться. Он сел, она встала сзади. Ей сказали положить руки ему на плечи. Она опасливо положила, не согласовывая с ним еще один шаг к сближению. Судя по его лицу, он эту самодеятельность одобрил.